Будьте вы проклятые выродки - русский народ

[Гість Дэнa]

«В борьбе с Польшей царь занял место султана - и только. Став протектором Украины, он должен был оказать ей военную помощь против Польши и за эту помощь должен был получать от Украины ежегодно определенную денежную дань, такую же, какую получал за свой протекторат султан в Седмиградии, Молдавии и Валахии».

И самый договор с царем был заключен «по тем готовым образцам, по которым заключались раньше того договоры Украины о протекторат с султаном».

[Гість Дэнa]

Сводя соглашение Б. Хмельницкого с московским правительством к «военному союзу», В. Липинский всё же признавал, таким образом, что, помимо такого союза, в соглашении было и нечто иное и что ради этого союза Хмельницкий принял и царскую «протекцию».

 

Другой из новейших украинских историков, останавливавшихся над этим вопросом, Р. Лащенко, идёт в своей попытке анализа соглашения Богдана Хмельницкого с Москвеою еще дальше, решительно отрицая возможность признания Хмельницким какой-либо «протекции» московского государя.

 

«Основой договорных отношений между Украиной и Московским государством - писал по этому поводу Р. Лащенко - безусловно нужно считать Переяславские статьи которые были подтверждены в Москве.

[Гість Дэнa]

Если же глубже вдуматься в их содержание, то едва ли можно говорить о какой бы то ни было «зависимости» гетмана от верховного властителя — царя московского.

И Украина, и Россия договариваются, как совершенно независимые и равноправные стороны, причем личность гетмана является перед нами, как личность независимого от Москвы правителя самостоятельного государства»

[Гість Дэнa]

«При тех отношениях, — продолжал свою мысль названный автор, — какие намечались условиями Переяславского договора, гетман Хмельницкий признавал лишь «моральный авторитет» московского царя, своего политического и военного союзника, пожалуй, даже признавал и его «моральное верховенство», но вместе с тем решительно отрицал какое бы то ни было право царя на вмешательство во внутренние дела Украины, оставляя всю полноту власти на управление козацким государством исключительно за собой и своим правительством, а также сохраняя за собой и право сношений с другими государствами». На большее Хмельницкий, по мнению Р. Лащенка, и не мог пойти. «Формально признать моральный авторитет московского царя, как своего политического и военного союзника, для закрепления своих международных позиций, продемонстрировать вовне — и перед поляками, и перед Царьградом—свою связь с организованной политикой и военной силой,

 

с таким страшилищем, с таким пугалом народов, как московский царь,

 

гетман считал целесообразным, но дать царю юридическую почву для вмешательства во внутренние дела Украины гетман не мог»

[Гість Дэнa]

И если такая почва все же нашлась, то случилось это, по мнению Р. Лащенка, исключительно благодаря действиям московского правительства, с самого начала извратившего ту идею «союза» или «унии» двух независимых государств, какая была положена в основу Переяславскаго договора .

При наличии в существующей литературе таких глубоких и так далеко идущих разногласий, естественно попытаться заново пересмотреть спорный вопрос.

 

Первым шагом на пути такого пересмотра должно быть, конечно, точное установление относящихся к данному вопросу фактов, нашедших себе отражение в дошедших до нас источниках.

 

Припомним же эти факты в их хронологической последовательности.

[Гість Никанор]

Что це за маячня? Зачем столько бессмысленных постов?

[Гість Дэнa]

Что це за маячня? Зачем столько бессмысленных постов?

Это анализ, как случилось, что такая прекрасная и сильная страна оказалась под каблуком у узкоглазых ордынцев.

 

 

Та самая черная страница в нашей истории - ПЕРЕЯСЛАВСКАЯ РАДА.

 

 

Никанорр, вы историю в школе мимо проходили?

[Гість Дэнa]

Начав свое восстание против Польши, Богдан Хмельницкий уже очень скоро вступил в сношения с Москвою.

 

Стремясь найти себе в ней поддержку против поляков, он настойчиво убеждал московское правительство воспользоваться удобным случаем и с своей стороны объявить войну Польше.

 

С течением времени, по мере того, как первые головокружительные успехи восстания сменлись неудачами и борьба восставшего края с Польшей стала всё больше приобретать затяжной характер, эти советы и убеждения козацкаго гетмана постепенно уступили своё место прямым просьбам о помощи, а затем и о принятии Малой России под покровительство московского государя.

 

В Москве, однако, встречали и эти советы, и эти просьбы без особого воодушевления. Здесь еще свежа была память о тяжелых потерях, понесенных в борьбе с Польшей при царе Михаиле, и московское правительство, как ни желало оно вернуть эти потери, с большой осторожностью относилось к мысли о новой войне с Речью Посполитой. Тем не менее оно не решалось и совершенно отказать в помощи единоверным «черкасам», восставшим, как они уверяли в Москве, прежде всего за угнетенную поляками православную веру.

 

Поэтому правительство царя Алексея попыталось пойти по среднему пути и оказать Хмельницкому просимую помощь в такой форме, которая не вела бы к прямому столкновению с Польшей.

[Гість Дэнa]

В этих видах оно то изъявляло готовность принять гетмана и козацкое войско «под руку» московского государя в том случае, если польский король «освободит» их, то предлагало Хмельницкому со всем войском переселиться в границы Московского государства. Но такие предложения, естественно, ни к чему не вели, и московское правительство увидело, наконец, себя перед необходимостью перейти к более решительным шагам, тем более, что Хмельницкий, окончательно отчаявшийся в возможности достигнуть удовлетворительного соглашения с Польшей или отбиться от её собственными силами, а вместе с тем и начавший уже терять терпение от московской волокиты, стал грозить переходом под власть Турции.

 

Летом 1653 года из Москве отправлено было в Варшаву посольство, которое должно было передать польскому правительству предложение царя, чтобы «король и паны рады ... междоусобие успокоили и учинили б мир по Зборовскому договору». Когда и этот шаг не дал результатов, Москва решилась пойти на присоединение Украины и войну с Польшей.

[Гість Дэнa]

1-го октября 1653 года специально собранный земский собор, обсудив вопрос о просьбах Хмельницкого и поведении польского правительства, постановил, «чтоб великий государь, царь и великий князь Алексей Михайлович всея Руси изволил того гетмана Богдана Хмельницкого и все войско запорожское с городами их и землями принять под свою государскую высокую руку». Вслед за тем, «для государева и земского великого дела, к Хмельницкому отправлено было посольство, во главе которого был поставлен боярин В. В. Бутурлин.

31-го декабря посольство это прибыло в Переяслав, а через несколько дней сюда же приехал и Б. Хмельницкий со всей видной старшиной козацкаго войска, чтобы «о всех делах разговор учинить».

[Гість Дэнa]

Обстоятельные сведения об этом «разговор» и обо всем, что в связи с ним происходило в эти дни в Переяславе, сохранил нам статейный список Бутурлина.

 

Согласно его сообщению, Хмельницкий утром 8-го января собрал у себя тайную раду козацкой старшины и на этой раде «полковники и судьи и ясаулы под государеву высокую руку подклонились».

 

После этого в тот же день собралась общая рада, на которой присутствовало великое множество людей всякого чина. Гетман выступил перед этой радой с речью, указывая на необходимость выбора между четырьмя государями — турецким султаном, крымским ханом, польским королем и московским царем, — и рада единодушно высказалась за подданство царю московскому.

 

«Козаки и мещане все под государеву высокую руку подклонились». При этом раде не было предложено гетманом и ею самою не было выставлено никаких оговорок и условий.

[Гість Дэнa]

Затем, однако, зашла было и речь об условиях.

Когда после рады гетман и войсковая старшина, побывав у Бутурлина и выслушав его речь, в которой он сообщил о согласии царя принять их под свою руку и обещал им от царского имени «милость и от недругов оборону и защищение», отправились для присяги царю в соборную церковь, гетман выразил пожелание, «чтоб им, Василию Васильевичу (Бутурлину) с товарищи, учинити веpy за царя и великого князя Алексея Михайловича всея Руси, что ему, государю, их, гетмана Богдана Хмельницкого и все войско запорожское, польскому королю не выдавать и за них стоять и вольностей не нарушить, и кто был шляхтич или козак или мещанин и кто в каком чину наперед сего и какие маетности у себя имел, и тому б всему быть по прежнему; и пожаловал бы государь, велел им дать на их маетности государевы грамоты».

 

Царские послы, однако, как нельзя более решительно отказались от обращенного к ним предложения присягнуть за царя.

 

«А того, что за великого государя веру учинити, — заявил Бутурлин — николи не бывало и впредь не будет, и ему, гетману, и говорить о том было непристойно, потому что всякой подданный повинен веpy дать своему государю.

 

И он бы, гетман, и все войско запорожское.. веpy великому государю дали без всякого сомнения, а великий государь учнет их держать в своем государевом милостивом жаловании и в призрень, от недругов их в обороне и защищень, и вольностей у них не отымет, маетностями их, кто чем владеет, великий государь их пожалует, велит им владеть по прежнему».

 

 

Гетман и старшина попытались еще сослаться на то, что «польские короли своим подданным всегда присягают». Но этот аргумент не поколебал царских послов.

 

«Николи того не повелось, — ответил Бутурлин, — что за них, государей, подданным веру давати, а дают веpy государю подданные... Что польские короли подданным своим чинят присягу, и того в образец ставить непристойно, потому что те короли иноверные и не самодержцы ... Да и теперь гетману и полковникам говорить о том непристойно, потому что государево слово переменено не бывает».

 

Гетману и старшин пришлось уступить, и они заявили, что «во всем полагаются на государеву милость», а «о своих делах учнут они, гетман и все войско запорожское, бить челом великому государю».

 

После того «гетман Богдан Хмельницкий и писарь Иван Выговский и обозничей и судьи и полковники веру государю учинили в том, что быть им с землями и городами под государевой высокой рукой на вки неотступным». Вслед за старшиной принесло присягу и остальное население Переяслава, а затем и всей Украины, находившейся под властью Б. Хмельницкого.

[Гість Дэнa]

На этом, однако, переяславский «разговор» еще не прекратился.

 

Через несколько дней после принесения присяги к Бутурлину и его товарищам явились войсковой писарь Выговский и полковники с просьбой дать им, по крайней мере, «письмо за своими руками, чтоб вольностям и маетностям быть по прежнему».

 

Но царские послы отвергли и эту просьбу, как «непристойную».

 

«А говорили вы — прибавили они — о том, что хотели послать бить челом к великому государю нашему, его царскому величеству, и ныне надобно вам делать так».

Козацкая старшина вынуждена была опять таки подчиниться, и «гетман и полковники во всем положили на государеву волю».

 

В дальнейшем «разговор» и сосредоточился уже исключительно на существе тех «вольностей», о которых они согласились «бить челом» московскому государю.

[Гість Дэнa]

В этой области, нужно сказать, «разговор» не отличался большой ясностью и определенностью.

 

И всего больше, пожалуй, такой его характер зависел от того обстоятельства, что гетман и окружавшая его старшина, являвшиеся в этот момент правительством освобожденной от власти поляков Украины и заменившие собой в ней уничтоженную восстанием прежнюю польскую администрацию, не успели еще вполне осознать свое новое положение и продолжали чувствовать себя прежде всего, если не исключительно, вождями и представителями козацкаго войска, точнее говоря — верхнего слоя этого войска, со всеми теми тенденциями, какие свойственны были данному слою в польское время.

[Гість Дэнa]

Гетман — рассказывается в статейном списке Бутурлина — «говорил боярину с товарищи: чтоб великий государь указал с городов и мест, которые поборы наперед сего собраны на короля и на римские кляшторы и на панов, сбирати на себя государя; а за которыми де монастыри места и села и местечки даны, и чтоб государь пожаловал, велел тому всему быть за монастыри и за церквами по прежнему, для того, что те места к монастырям и к церквам данье прежних великих князей российских».

Кроме того, гетман еще говорил: «Отданы де у них промыслы в двух или трех городах на урочные лета и из урочных лет ещё не вышли, а доведётся держать годы по два и по три; и чтоб государь пожаловал, велел те урочные лета откупщикам додержать, а до урочных лет промыслов у них не отнимать».

Бутурлин с товарищами заверил гетмана, что московский государь не станет отнимать имений у православных монастырей и церквей, равно как позволит наличным откупщикам сборов додержать свои откупа до условленных сроков.

Затем, однако, войсковой писарь Выговский предъявил еще просьбу: «Как де государь изволит прислать воевод в города, и чтоб доходы на государя сбирать их начальным людям и отдавать воеводам, для того, что де люди здесь к вашим обычаям не признались».

[Гість Дэнa]

Войсковой писарь Выговский сообщил, что намерен просить государя о сохранении за ним находящихся в его владении имений и пожаловании ему новых.

Со своей стороны Бутурлин с товарищами, в ответ на все просьбы и заявления, неизменно обнадеживали гетмана и старшину, что в результат их челобитий царь не оставить их своей милостью, но дальше таких обнадёживаний не шли и, оставаясь верными однажды усвоенной линии поведения, никаких определенных обещаний за царское правительство не давали.

[Гість Дэнa]

Согласно прямому смыслу этих просьб и заявлений, гетман и старшина собирались передать «земли и города» Украины в подданство московского государя на тех же началах, на каких находились они перед тем в подданстве польских королей, когда Украина в своем правовом положений ничем не отличалась от других провинций польского королевства.

Московский царь, по этим заявлениям, должен был получить в свое непосредственное владение и распоряжение все бывшие королевские имения, равно как бывшие имения панов и католических монастырей, и только православным монастырям и церквам обеспечивалось сохранение их имений, право же распоряжения остальными имениями со стороны царя еще подчеркивалось обращенными к нему просьбами гетмана и ближайшего его помощника о наделении их имениями.

 

Далее предполагалось, что царь пришлет в города Малой России своих воевод и будет получать в свою казну все доходы, причем выговаривалась лишь возможность сбора этих доходов для передачи их воеводам местными «начальными людьми» и сохранения отданных уже на откуп сборов за откупщиками до условленных с ними сроков.

 

Наряду с этим предполагалось и полное сохранение старого, существовавшего до восстания, общественного порядка, построенного на строгом разграничении сословий: шляхтич должен был оставаться шляхтичем, козак козаком, мещанин мещанином.

[Гість Дэнa]

Для козаков при этом выговаривалось специальное подтверждение их прав, соединенное, правда, с некоторым их расширением. Но и эти расширения права имели бы только сословный, а не государственный характер; козаки должны были иметь свой сословный суд, их земли должны были быть прочно утверждены за ними в наследственное владение, наконец, самое число козацкого войска предполагалось значительно расширить. В принцип все это не выходило за пределы старого общественного строя.

[Гість Дэнa]

В конце концов, однако, это стремление держаться на почве старого государственного и общественного порядка приводило собеседников Бутурлина к тому, что отдельные их заявления плохо вязались между собою. Выражая готовность передать в руки царя все свободные имения в стране и в московскую казну все сборы с населения, гетман и старшина в тоже время вызывались держать многочисленное войско без жалования и как будто без доходов на него. С другой стороны, гетман и окружавшая его старшина говорили о необходимости сохранения строгих сословных граней, а вместе с тем гетман предлагал держать неограниченное по численности козацкое войско, прямо ссылаясь на многозначительный пример Зборовскаго похода, во время которого, по словам одного из полковников Хмельницкого, «поспольство в козачество все поворотилось», а по выражению малорусского летописца, «усе що живо, поднялось в козацтво»

[Гість Дэнa]

К моменту окончательных переговоров, для которых в марте того же 1654 года в Москву прибыли посланцы Хмельницкого, войсковой судья Самойло Богданов и переяславский полковник Павел Тетеря, эти противоречия в значительной мере сгладились и заявления, шедшие от гетмана, приняли более стройный вид.

Но все же в них и в этот заключительный момент не было решительно выставлено вполне ясной и определённой формулы, настолько отчетливой, чтобы она не могла вызывать никаких сомнений.

[Гість Дэнa]

Некоторое подобие такой формулы имелось, правда, в тех «статьях», которыми Богдан Хмельницкий снабдил своих посланников и которые были ими предъявлены в Москве.

 

В одной из этих «статей» указывалось именно на то, что гетман хотел бы поставить Малороссию в положение приблизительно такого же вассала Московского государства, какими были для тогдашней Турции Венгрия, Молдавия и Валахия, — вассала, обязанного уплачивать своему сюзерену определенную дань и выставлять в известных случаях вспомогательное войско, но за то пользующегося полной свободой в своих внутренних делах и даже некоторою самостоятельностью в сфере внешней политики .

 

Однако же, это указание далеко не занимало в "статьях" Хмельницкого того центрального положения, на какое оно могло бы претендовать по своему смыслу. Наоборот, брошенное как бы вскользь, сопровождавшееся немедленными оговорками, оно вмсте с тем было в сущности и мало согласовано с содержанием других гетманских «статей», среди которых оно помещалось. При таких условиях московским боярам удалось сразу отбросить его, по-видимому, даже без обсуждения, и посланники Хмельницкого легко вернулись к прежней постановке вопроса о доходах, согласно которой они должны были собираться в Малороссии местными должностными лицами и передаваться государевым воеводам или присланным от государя людям. Но тем самым устранялся и вопрос о правах Малороссии, как особой территориальной единицы, а оставался лишь вопрос о правах отдельных групп её населения, что в сущности соответствовало и основной тенденции «статей» самого Хмельницкого.

 

Среди этих групп данные «статьи» на первый план выдвигали козачество, уделяя ему наибольшее внимание. Согласно им, за козачеством предполагалось сохранить полную свободу самоуправления, свой совершенно независимый суд по своим законам и обычаям и все вообще козацкие вольности.

 

«В начале — говорилось в первой из присланных Хмельницким «статей» — изволь твое царское величество подтверди права и вольности наши войсковые, как из веков бывало в войске запорожском, что своими правами суживались и вольности свои имели в добрах и судах; чтоб ни воевода, ни боярин, ни стольник в суды войсковые не вступался, но от старших своих чтобы товарищество сужены были: где три человека козаков, там два третьего должны судить» .

 

 

За этим следовала просьба об определении числа козацкого войска в 60.000 человек, о свободном выбор гетмана, о пожаловании ему «на булаву» Чигиринского староства, о неприкосновенности козацких земельных имуществ и о сохранении их по смерти козаков за их вдовами и детьми, о назначении жалования на войсковую артиллерию, на гарнизон крепости Кодака и на запорожцев, о назначении жалования деньгами и мельницами членам войсковой и полковой старшины, которые «расход великий имеют» или же «на услугах войсковых всегда обретаются и хлеба пахать не могут», наконец, о жаловании всему козацкому войску.

«Обычай тот бывал, — поясняла соответствующая «статья», — что всегда войску запорожскому платили». При этом гетман и войско обещали: «Мы сами смотр меж себя иметь будем, и кто козак, тот будет вольность козацкую иметь, а кто пашенной крестьянин, тот будет должность обычную его царскому величеству отдавать, как и прежде сего».

[Гість Дэнa]

Со своей стороны московское правительство согласилось на все эти предложения, сделав оговорки лишь по вопросу о жаловании.

На жалование войсковой артиллерии, запорожцам и старшине оно дало согласие, заметив только, что все это жалование должно даваться «из тамошних доходов».

От установления же жалования для всего козацкого войска сперва решено было «отговаривать» гетманских посланцев, напомнив им речи гетмана в Переяславе.

Однако же, посланники и после таких «отговоров» упрямо стояли на своей просьбе. Тогда окончательное решение этого вопроса было временно отсрочено.

«А что — говорилось в объявленной посланниками царской резолюции — в Малой России в городах и местах каких доходов, и про то царскому величеству неведомо, и великий государь наш посылает доходы описать дворян. А как те царского величества дворяне доходы всякие опишут и сметят, и в то время о жалованье на войско запорожское, по рассмотрению, и указ будет».

[Гість Дэнa]

Гораздо меньше уже внимания уделено было в «статьях» Хмельницкого другим общественным классам Малой России. В общем, можно сказать, гетманские «статьи» стремились сохранить за ними тоже положение, какое они занимали в стране и раньше. И первое место среди этих классов условия, предлагавшиеся московскому государю вождем малорусского восстания, отводили шляхте, правда, лишь православного исповедания. «Шляхта, — говорилось в одной из первых же «статей», — которые в Малой России обретаются и веру, по непорочной заповеди Христове, тебе, великому государю, учинили, чтоб при своих шляхетских вольностях пребывали и меж себя старших на уряды судовые обирали и добра свои и вольности имели, как при королях польских бывало, чтоб и иные, увидя таковое пожалованье твоего царскаго величества, клонилися под область и под высокую и крепкую руку твоего царского величества со всем миром христианским. Суды земские и городские через тех урядников, которых они сами себе добровольно оберут, исправлены быть имеют, как и прежде сего». В другой «статье» гетман просил, чтобы вообще ни в чем не нарушались «права, данные из веков от княжат и королей как духовным, так и мирским людям». Кроме того, на словах гетманские посланцы передали его просьбу, чтобы московский государь дал свои жалованные грамоты киевскому митрополиту и всему вообще малорусскому духовенству на их права, привилегии и владения. На все эти просьбы и условия московское правительство опять-таки дало свое согласие.

[Гість Дэнa]

Особая «статья» была посвящена гетманом вопросу о городах и органах управления в них. «В городах — говорилось в ней — урядники из наших людей чтобы были обираны на то достойные, которые должны будут подданными твоего царского величества исправляти или урежати и приходь належачей в правду в казну твоего царскаго величества отдавати». В случае безоговорочного принятия этой «статьи», управление Малороссии получило бы совершенно автономный характер. Однако же, в последовавшей царской резолюции смысл её был несколько сужен. «Государь — гласила эта резолюция — указал и бояре приговорили быть по их челобитью; а быть б урядником, войтом, бурмистром, райцом, лавником; и доходы денежные и хлебные и всякие на государя сбирати и отдавать в государеву казну тем людям, которых государь пришлет, и тем людям, кого для тое сборные казны государь пришлет, над теми сборщиками смотреть, чтоб делали правду». Таким образом, сбор доходов оставлялся в руках выборных городских властей, но последние подчинялись контролю присылаемых московским государем людей.

[Гість Дэнa]

Наконец, на словах посланцы гетмана передали еще одну его просьбу: «Чтоб государь пожаловал его, велел ему и детям его дать в вотчину город Гадяч, что наперед того бывало за Конецпольским». И на эту просьбу московское правительство ответило согласием .

 

В результате всех решений, принятых в Москве после обсуждения письменных «статей» гетмана и словесных заявлений его посланников, соглашение между Богданом Хмельницким и московским правительством было окончательно установлено

[Гість бандерлог]

Это анализ, как случилось, что такая прекрасная и сильная страна оказалась под каблуком у узкоглазых ордынцев.

 

 

Та самая черная страница в нашей истории - ПЕРЕЯСЛАВСКАЯ РАДА.

 

 

Никанорр, вы историю в школе мимо проходили?

ти зовсім тупа, або прикидаєшся?

[Гість Дэнa]

Немедленно вслед за этим оно было закреплено в ряд торжественных актов московской власти.

 

27 марта «войску запорожскому» дана была царская жалованная грамота, возвещавшая, что войско это «веру нам, великому государю, и нашим государским детям и наследником на вечное подданство учинили» и «царскому величеству будут служить в веки», а государь пожаловал гетмана Богдана Хмельницкого и все войско запорожское, «велел им быть под царского величества высокою рукою по прежним их правам и привилегиям, каковы им даны от королей польских и великих князей литовских, и тех прав и вольностей нарушать ничем не велел».

 

Перечислив важнейшие из условленных прав козачества — 60.000-ую численность войска, свободный выбор гетмана, свой суд по своим обычаям, неотъемлемость земельных имуществ, — грамота повторяла: «Нашим царского величества подданным Богдану Хмельницкому, гетману войска запорожского, и всему войску запорожскому быть под нашею высокою рукою по своим прежним правам и привилегиям и по всем статьям, которые написаны выше сего».

 

В тот же день царем была выдана и другая жалованная грамота — малорусской православной шляхте. По просьбе гетмана и войска — говорилось в этой грамоте — «мы, великий государь... шляхте, которая пребывает в нашей царского величества вотчине в Малой России, велели быть под нашею царского величества высокою рукою по прежним их правам и привилегиям, каковы даны им права и привилегии и вольности от королей польских, а вольностей их шляхетских ни в чем нарушать не велим, и старших им себе на уряды судовые земские и градцкие выбирать меж себя самим и маетностями своими владеть позволили, и судиться им меж себя по своим правам позволили». Далее, в тот же день 27 марта, особой грамотой Хмельницкому, помимо данного ему «на булаву» Чигиринскаго староства, пожалован был царем г. Гадяч, с тем, чтобы ему «тем городом Гадичем владеть так, как прежде того г. Гадич был за прежними вотчинниками, со всеми к нему принадлежностями». Подтверждены были Хмельницкому царскими грамотами и данные ему польским королем в 1649—50 гг. имения. Вместе со всеми этими грамотами посланцам гетмана был передан и список гетманских «статей» с положенными на них царскими резолюциями, подтверждавшими те из выговоренных условий, которые не вошли в жалованные грамоты

[Гість Дэнa]

Вскоре после того нескольким городам Малороссии, по их просьбам, были также даны царские жалованные грамоты, подтверждавшие им магдебургское право, которым они пользовались в период польского владычества, и некоторые другие привилегии и льготы их населения. Наконец, ряд царских жалованных грамот был в скором времени выдан и малорусскому духовенству, равно как и отдельным лицам из среды населения Малороссии, которые пошли по следам Богдана Хмельницкого и обратились к московскому государю с просьбами о подтверждении им прежних или пожаловании новых имений.

 

 

 

 

Таковы факты, относящиеся к истории переговоров 1654 года. И, думается, из этих фактов сами собою вытекают определенные выводы.

[Гість Дэнa]

Прежде всего приходится отметить, что имеющиеся в нашем распоряжении источники не дают основания говорить о «Переяславском договоре», как об акте, установившем особые права Украины в момент её соединения с Московским государством. Такого договора в строгом смысле этого слова не существовало. В Переяславе в январе 1654 года было только принято, сперва совещанием козацкой старшины, затем общей радой «войска запорожского», решение передать «земли и города» Малой России в подданство московского государя, была принесена присяга последнему и начаты были переговоры об условиях, на которых могло осуществиться на практике это подданство.

[Гість Дэнa]

Закончены эти переговоры были уже два слишком месяца спустя в Москве. Но и в этот заключительный их момент завершившее их соглашение с формальной стороны не явилось договором. Оно было облечено в другую, более привычную и более приемлемую для старой Москвы форму. «Гетман и все войско запорожское» на бумаге, по существу же гетман и окружавшая его старшина предъявили свои просьбы и условия, придав им форму «челобитий», а московский государь «пожаловал» своих новых подданных, удовлетворив, за немногими исключениями, почти все высказанные ими пожелания.