Ульянов/Ленин : Избранное из ПСС

[Гість Дэнa]

Переходим к тем фактам, которые выражают второй из указанных выше процессов. Заметим предварительно, что, констатируя рост мелких крестьянских заведений и промыслов, мы пока не касаемся вопроса об экономической организации их: из дальнейшего будет видно, что эти промыслы либо ведут к образованию капиталистической простой кооперации и торгового капитала, либо представляют из себя составную часть капиталистической мануфактуры.

 

Скорняжный промысел в Арзамасском уезде Нижегородской губернии зародился в гор. Арзамасе и затем постепенно переходил в пригородные селения, охватывая все больший и больший район. Сначала в селах было мало скорняков, и у них было помногу наемных рабочих; работники были дешевы, ибо шли внаймы, чтобы учиться. Научившись, они расходились и открывали свои мелкие заведения, - подготовляя таким образом более широкую почву для господства капитала, который подчиняет себе в настоящее время большую часть промышленников.<<15>> Заметим вообще, что это обилие наемных рабочих в первых заведениях возникающего промысла и последующее превращение этих наемных рабочих в мелких хозяйчиков есть явление самое распространенное, имеющее характер общего правила.<<16>> Очевидно, было бы глубокой ошибкой делать отсюда тот вывод, что "вопреки разным историческим соображениям... не крупные предприятия поглощают мелкие, а мелкие вырастают из крупных".<<17>> Крупные размеры первых заведений вовсе не выражают никакой концентрации промысла; они объясняются единичным характером этих заведений и стремлением окрестных крестьян поучиться в этих мастерских выгодному промыслу.

[Гість Дэнa]

Что касается до процесса распространения крестьянских промыслов из их старых центров в окрестные селения, то этот процесс наблюдается в очень многих случаях. Так, напр., в пореформенную эпоху развивались (и по числу охваченных промыслом селений и по числу промышленников и по сумме производства) следующие выдающиеся по своему значению промыслы: павловский стале-слесарный, кожевенно-сапожный села Кимры, вязание обуви в г. Арзамасе и в окрестностях,<<#1>> металлоиздельный промысел села Бурмакина, шапочный промысел села Молвитина и его района, стекольный, шляпный, кружевной промыслы Московской губернии, ювелирный промысел Красносельского района и т. д.<<18>> Автор статьи о кустарных промыслах в 7-ми волостях Тульского уезда констатирует как общее явление "увеличение числа ремесленников после крестьянской реформы", "появление кустарей и ремесленников в таких местностях, где их в дореформенное время не было".<<19>> Соответствующий отзыв делают и московские статистики.<<20>> Мы можем подкрепить этот отзыв статистическими данными о времени возникновения 523-х кустарных заведений в 10 промыслах Московской губернии

[Гість Дэнa]

Точно так же и пермская кустарная перепись обнаружила (по данным о времени возникновения 8884 мелких ремесленных и кустарных заведений), что пореформенная эпоха характеризуется особенно быстрым ростом мелких промыслов. Интересно взглянуть поближе на этот процесс возникновения новых промыслов. Производство шерстяных и полушелковых материй во Владимирской губ. возникло недавно, в 1861 г. Сначала это производство было отхожим промыслом, а затем появляются и в деревнях "мастерки", раздающие пряжу. Один из первых "фабрикантов" одно время торговал крупами, скупая их в Тамбовских и Саратовских "степях". С проведением железных дорог цены на хлеб сравнялись, хлебная торговля концентрировалась в руках миллионеров, и наш торговец решил употребить свой капитал на промышленное ткацкое предприятие; он поступил на фабрику, ознакомился с делом и превратился в "мастерка".<<22>> Таким образом, образование нового "промысла" в данной местности было вызвано тем, что общее экономическое развитие страны вытесняло капитал из торговли и направляло его к промышленности.<<23>> Исследователь приведенного нами в пример промысла указывает, что описанный им случай далеко не единичный: крестьяне, жившие отхожими промыслами, "были пионерами всевозможных промыслов, несли свои технические познания в родную деревню, увлекали за собой в отход новые рабочие силы, а богатых мужиков разжигали своими рассказами о баснословных барышах, какие промысел доставляет светелочнику и мастерку. Богатый мужик, который клал деньги в кубышку или занимался хлебной торговлей, внимал этим рассказам и пускался в промышленные предприятия" (ibidem). Сапожный и валяльный промыслы в Александровском уезде Владимирской губернии возникали в некоторых местах таким образом: хозяева миткальных светелок или мелких раздаточных контор, видя упадок ручного ткачества, заводили мастерские другого производства, нанимая иногда мастеров для ознакомления с делом и обучения ему детей.<<24>> По мере того, как крупная промышленность вытесняет мелкий капитал из одного производства, - этот капитал направляется в другие производства, давая им толчок развития в том же направлении.

[Гість Дэнa]

Те общие условия пореформенной эпохи, которые вызывали развитие в деревне мелких промыслов, чрезвычайно рельефно охарактеризованы исследователями московских промыслов. "С одной стороны, за это время условия крестьянского быта значительно ухудшились, - читаем мы в описании кружевного промысла,- а, с другой стороны, потребности населения - той части его, которая находится в более благоприятных условиях, - значительно возросли".<<25>> И автор констатирует, по данным о взятой им области, увеличение числа безлошадных и не занимающихся хлебопашеством, наряду с увеличением числа многолошадных крестьян и общего количества скота у крестьян. Таким образом, с одной стороны, увеличилось число лиц, нуждающихся в "стороннем заработке", ищущих промысловой работы, - с другой стороны, меньшинство зажиточных семей богатело, составляло "сбережения", получало "возможность принанять одного рабочего, другого или раздавать работу по домам бедным крестьянам". "Здесь мы, конечно, - поясняет автор, - не касаемся тех случаев, когда из среды таких семей развиваются личности, известные под названием кулаков, мироедов, а рассматриваем лишь самые обыкновенные явления в среде крестьянского населения".

 

Итак, местные исследователи указывают на связь между разложением крестьянства и ростом мелких крестьянских промыслов. И это вполне понятно. Из данных, изложенных во II главе, вытекает, что разложение земледельческого крестьянства необходимо должно было дополняться ростом мелких крестьянских промыслов. По мере упадка натурального хозяйства, один за другим вид обработки сырья превращался в особые отрасли промышленности; образование крестьянской буржуазии и сельского пролетариата увеличивало спрос на продукты мелких крестьянских промыслов, доставляя в то же время и свободные рабочие руки для этих промыслов и свободные денежные средства.

[Гість Дэнa]

IV. РАЗЛОЖЕНИЕ МЕЛКИХ ТОВАРОПРОИЗВОДИТЕЛЕЙ. ДАННЫЕ ПОДВОРНЫХ ПЕРЕПИСЕЙ КУСТАРЕЙ В МОСКОВСКОЙ ГУБЕРНИИ

 

Посмотрим теперь, каковы те общественно-экономические отношения, которые складываются среди мелких товаропроизводителей в промышленности. Задача определить характер этих отношений однородна с той задачей, которая была поставлена выше, во II главе, относительно мелких земледельцев. Вместо размеров земледельческого хозяйства мы должны взять теперь за основание размеры промысловых хозяйств; группировать мелких промышленников по размерам их производства, рассмотреть роль наемного труда в каждой группе, состояние техники и т. д.<<27>> Необходимые для такого анализа подворные переписи кустарей мы имеем по Московской губернии.<<28>> По целому ряду промыслов исследователи приводят точные статистические данные о производстве, иногда и о земледелии каждого отдельного кустаря (время основания заведения, число семейных и наемных рабочих, сумма годового производства, число лошадей у кустаря, способ обработки земли и т. д.). Никаких групповых таблиц при этом исследователи не дают, и мы должны были составить эти таблицы сами, распределяя кустарей каждого промысла на разряды (I - низший; II - средний и III - высший) по числу рабочих (и семейных и наемных) на одно заведение, иногда по размерам производства, по технической постановке его и т. д. Вообще основания для распределения кустарей на разряды были определяемы сообразно всем данным, приведенным в описании промысла; при этом необходимо было в различных промыслах брать различные основания для разделения кустарей на разряды, напр., в очень мелких промыслах относить к низшему разряду заведения с 1 рабочим, к среднему - с 2-мя, к высшему - с 3-мя и более, а в более крупных промыслах к низшему - заведения с 1-5 рабочими, к среднему с 6-10 и т. д. Без применения различных приемов группировки мы не могли бы представить по каждому промыслу данных о заведениях различной величины. Составленная таким образом таблица помещена в приложении (см. прилож. I); в ней указано, по каким признакам кустари каждого промысла распределены на разряды, приведены для каждого разряда в каждом промысле абсолютные числа заведений, рабочих (и семейных и наемных вместе), суммы производства, заведений с наемными рабочими, наемных рабочих; для характеристики земледелия кустарей вычислено среднее число лошадей на 1 хозяина в каждом разряде и процент кустарей, обрабатывающих землю "работником" (т. е. прибегающих к найму сельских рабочих). Таблица охватывает всего 37 промыслов с 2278 заведениями, 11 833 работниками и с суммой производства более 5-ти миллионов рублей, а за вычетом 4-х промыслов, которые исключены из общей сводки по неполноте данных или по исключительному характеру их<<29>> - всего 33 промысла, 2085 заведений, 9427 работников и сумму производства 3466 тыс. руб., а с поправкой (по 2-м промыслам) - около 3¾ млн. рублей.

 

Так как рассматривать данные по всем 33-м промыслам нет никакой надобности и это было бы чересчур обременительно, то мы разделили эти промыслы на 4 категории: 1) 9 промыслов с средним числом рабочих (и семейных и наемных вместе) на 1 заведение от 1,6 до 2,5; 2) 9 промыслов с средним числом рабочих от 2,7 до 4,4; 3) 10 промыслов с средним числом рабочих от 5,1 до 8,4 и 4) 5 промыслов с средним числом рабочих от 11,5 до 17,8. В каждой категории соединены таким образом промыслы, довольно близко подходящие друг к другу по числу рабочих на 1 заведение, и для дальнейшего изложения мы будем ограничиваться данными об этих 4-х категориях промыслов.

[Гість Дэнa]

Рассмотрим теперь выводы из этих данных.

 

Начинаем с роли наемного труда. По 33 промыслам наемный труд преобладает над семейным: 51% всего числа рабочих принадлежит к наемникам; для "кустарей" Московской губернии этот процент даже еще ниже действительности. Мы подсчитали данные по 54 промыслам Московской губернии, по которым даны точные числа наемных рабочих, и получили 17 566 наемников из 29 446 рабочих, т. е. 59,65%. Для Пермской губернии процент наемных рабочих среди всех кустарей и ремесленников, вместе взятых, определился в 24,5%, а среди одних товаропроизводителей - в 29,4-31,2%. Но эти огульные цифры обнимают, как увидим ниже, не только мелких товаропроизводителей, но также и капиталистическую мануфактуру. Гораздо интереснее поэтому тот вывод, что роль наемного труда повышается параллельно с расширением размеров заведений: это наблюдается и при сравнении одной категории с другой и при сравнении разных разрядов той же категории. Чем крупнее размеры заведений, тем выше процент заведений с наемными рабочими, тем выше процент наемных рабочих. Народники-экономисты ограничиваются обыкновенно заявлением, что среди "кустарей" преобладают мелкие заведения с исключительно семейными рабочими, причем в подтверждение приводят нередко "средние" цифры. Как видно из приведенных данных, эти "средние" непригодны для характеристики явления в данном отношении, и численное преобладание мелких заведений с семейными рабочими нисколько не устраняет того основного факта, что тенденция мелкого товарного производства клонится к все большему употреблению наемного труда, к образованию капиталистических мастерских. Кроме того, приведенные данные опровергают также и другое, не менее распространенное утверждение народников, именно, что наемный труд в "кустарном" производстве служит собственно к "восполнению" семейного труда, что к нему прибегают не в целях наживы и т. д.<<33>> На самом же деле, оказывается, что и среди мелких промышленников, - точно так же, как среди мелких земледельцев, - растущее употребление наемного труда идет параллельно с увеличением числа семейных рабочих. В большинстве промыслов мы видим, что от низшего разряда к высшему увеличивается употребление наемного труда, несмотря на то, что возрастает и число семейных рабочих на одно заведение. Употребление наемного труда не сглаживает различия в семейном составе "кустарей", а усиливает эти различия. Диаграмма наглядно показывает эту общую черту мелких промыслов: высший разряд концентрирует громадную массу наемных рабочих, несмотря на то, что он наилучше обеспечен семейными рабочими. "Семейная кооперация" является, таким образом, основанием капиталистической кооперации.<<34>> Само собою разумеется, конечно, что этот "закон" относится только к самым мелким товаропроизводителям, только к зачаткам капитализма; этот закон доказывает, что тенденция крестьянства состоит в превращении в мелкого буржуа. Раз только образовались уже мастерские с довольно крупным числом наемных рабочих, - значение "семейной кооперации" неизбежно должно падать. И мы видим, действительно, из наших данных, что указанный закон не применяется к наиболее крупным разрядам высших категорий. Когда "кустарь" превращается в настоящего капиталиста, занимающего от 15 до 30 наемных рабочих, - роль семейного труда в его мастерских падает, доходя до самой ничтожной величины (напр., в высшем разряде высшей категории семейные рабочие составляют только 7% всего числа рабочих). Другими словами: поскольку "кустарные" промыслы имеют такие мелкие размеры, что в них преобладающую роль играет "семейная кооперация", - постольку эта семейная кооперация является вернейшим залогом развития капиталистической кооперации. Здесь сказывается, следовательно, с полной наглядностью диалектика товарного производства, превращающая "жизнь трудами рук своих" в жизнь, основанную на эксплуатации чужого труда.

[Гість Дэнa]

Переходим к данным о производительности труда. Данные о сумме производства, приходящейся в каждом разряде на 1 рабочего, показывают, что с увеличением размеров заведений повышается производительность труда. Это наблюдается в громадном большинстве промыслов и во всех без исключения категориях промыслов; диаграмма наглядно иллюстрирует этот закон, показывая, что на долю высшего разряда приходится большая доля всей суммы производства, чем его доля в общем числе рабочих; в низшем разряде это отношение обратно. Сумма производства, приходящаяся на 1 рабочего в заведениях высших разрядов, оказывается на 20-40% выше таковой же суммы в заведениях низшего разряда. Правда, крупные заведения имеют обыкновенно более продолжительный рабочий период, и иногда они обрабатывают более ценный материал, чем мелкие, но оба эти обстоятельства не могут устранить того факта, что производительность труда в крупных мастерских значительно выше, чем в мелких.<<35>> Да это и не может быть иначе. Крупные заведения имеют в 3-5 раз больше рабочих (и семейных, и наемных вместе), чем мелкие, а применение кооперации в более широких размерах не может не влиять на повышение производительности труда. Крупные мастерские всегда бывают лучше обставлены в техническом отношении, снабжены лучшими инструментами, орудиями, приспособлениями, машинами и т. д. Напр., в щеточном промысле в "правильно организованной мастерской" должно быть до 15 рабочих, в крючечном - 9-10 рабочих. В игрушечном промысле большинство кустарей обходится для сушки товара обыкновенными печами, более крупные хозяева имеют особые сушильные печи, а крупнейшие - особые здания, сушильни. В производстве металлических игрушек особые мастерские есть у 8 хозяев из 16-ти, а по разрядам: I) 0 у 6; II) 3 у 5 и III) 5 у 5. У 142 зеркальщиков и рамочников 18 особых мастерских, а по разрядам: I) 3 у 99; II) 4 у 27 и III) 11 у 16. В грохотоплетном промысле плетение грохотов совершается ручным способом (I разряд), а тканье - механическим (II и III разряды). В портняжном промысле на 1 хозяина приходится швейных машин по разрядам: I) 1,3; II) 2,1 и III) 3,4 и т. д., и т. д. В исследовании мебельного промысла г. Исаев констатирует, что ведение дела одиночками сопряжено с следующими невыгодами: 1) неимение одиночками полного состава орудий; 2) сужение круга изготовляемых товаров, ибо для громоздких продуктов нет места в избе; 3) гораздо более дорогая покупка материала в розницу (дороже на 30-35%); 4) необходимость продавать товар дешевле отчасти вследствие недоверия к мелкому "кустарнику", отчасти вследствие нужды его в деньгах.<<36>> Известно, что совершенно аналогичные явления наблюдаются не в одном мебельном, а в громадной массе мелких крестьянских промыслов. Наконец, необходимо добавить, что увеличение стоимости изделий, производимых одним рабочим, наблюдается не только от низшего разряда к высшему в большинстве промыслов, но также и от мелких промыслов к крупным. В 1-ой категории промыслов один рабочий производит в среднем на 202 руб., во 2-ой и 3-ьей - рублей на 400, в 4-ой - более чем на 500 руб. (цифру 381, по вышеуказанной причине, надо увеличить раза в полтора). Это обстоятельство указывает на связь между вздорожанием сырья и процессом вытеснения мелких заведений крупными. Каждый шаг в развитии капиталистического общества неизбежно сопровождается вздорожанием таких продуктов, как лес и т. п., и, таким образом, ускоряет гибель мелких заведений.

[Гість Дэнa]

Из вышеизложенного вытекает, что и в мелких крестьянских промыслах громадную роль играют сравнительно крупные капиталистические заведения. Составляя небольшое меньшинство в общем числе заведений, они концентрируют, однако, весьма большую долю общего числа рабочих и еще большую долю общей суммы производства. Так, по 33-м промыслам Московской губернии 15% заведений высшего разряда концентрируют 45% всей суммы производства; на долю же 53-х процентов заведений низшего разряда приходится всего только 21% всей суммы производства. Само собою разумеется, что распределение чистого дохода от промыслов должно быть еще несравненно менее равномерным

[Гість Дэнa]

Ничтожная доля крупных заведений (менее 1/10 общего числа), имеющих около 1/5 всего числа рабочих, сосредоточивает почти половину всего производства и около 2/5 всего дохода (считая вместе и заработную плату рабочих и доход хозяев). Мелкие хозяйчики получают чистый доход, значительно уступающий заработной плате наемных рабочих в крупных заведениях; в другом месте мы показали подробно, что такое явление представляет из себя не исключение, а общее правило для мелких крестьянских промыслов.<<38>>

 

Резюмируя те выводы, которые вытекают из разобранных нами данных, мы должны сказать, что экономический строй мелких крестьянских промыслов представляет из себя типичный мелкобуржуазный строй, - такой же, какой мы констатировали выше среди мелких земледельцев. Расширение, развитие, улучшение мелких крестьянских промыслов не может происходить в данной общественно-хозяйственной атмосфере иначе, как выделяя меньшинство мелких капиталистов, с одной стороны, а с другой - большинство наемных рабочих или таких "самостоятельных кустарей", которым живется еще тяжелее и хуже, чем наемным рабочим. Мы наблюдаем, следовательно, в самых мелких крестьянских промыслах самые явственные зачатки капитализма, - того самого капитализма, который разными экономистами-Маниловыми<<#2>> изображается чем-то оторванным от "народного производства". И с точки зрения теории внутреннего рынка значение разобранных фактов немаловажно. Развитие мелких крестьянских промыслов ведет к тому, что более состоятельные промышленники расширяют спрос на средства производства и на рабочую силу, почерпаемую из рядов сельского пролетариата. Число наемных рабочих у сельских ремесленников и мелких промышленников во всей России должно быть довольно внушительным, если, напр., в одной Пермской губернии их насчитывается около 6½ тысяч

[Гість Дэнa]

V. КАПИТАЛИСТИЧЕСКАЯ ПРОСТАЯ КООПЕРАЦИЯ

 

Из раздробленного мелкого производства вырастает капиталистическая простая кооперация. "Капиталистическое производство начинается на деле с того момента, когда один и тот же индивидуальный капитал занимает одновременно большее число рабочих, следовательно, процесс труда расширяет свои размеры и доставляет продукт в большем количестве. Действие большего числа рабочих в одно и то же время, в одном и том же месте (или, если хотите, на одном и том же поле труда), для производства одного и того же сорта товаров, под командой одного и того же капиталиста, составляет исторически и логически исходный пункт капиталистического производства. По отношению к самому способу производства мануфактура, напр., отличается в своем зачаточном виде от цехового ремесленного производства едва ли чем другим, кроме большего числа одновременно занятых одним и тем же капиталом рабочих. Мастерская цехового мастера только расширена" ("Das Kapital", I2, S. 329).

[Гість Дэнa]

Именно этот исходный пункт капитализма и наблюдается, следовательно, в наших мелких крестьянских ("кустарных") промыслах. Иная историческая обстановка (отсутствие или слабое развитие цехового ремесла) видоизменяет только формы проявления одних и тех же капиталистических отношений. Отличие капиталистической мастерской от мастерской мелкого промышленника состоит сначала только в числе одновременно занимаемых рабочих. Поэтому первые капиталистические заведения, будучи численно в меньшинстве, как бы исчезают в общей массе мелких заведений. Однако употребление большего числа рабочих неизбежно ведет к последовательным изменениям и в самом производстве, к постепенному преобразованию производства. При ручной первобытной технике различия между отдельными работниками (по силе, ловкости, искусству и пр.) всегда бывают очень велики; уже по одной этой причине положение мелкого промышленника делается крайне шатким; его зависимость от рыночных колебаний приобретает самые тяжелые формы. При наличности же нескольких рабочих в заведении индивидуальные различия между ними сглаживаются уже в самой мастерской; "совокупный рабочий день большого числа одновременно занятых рабочих является уже сам по себе днем общественного среднего труда", и в силу этого производство и сбыт продуктов капиталистической мастерской приобретает несравненно большую регулярность и прочность. Является возможность полнее утилизировать строения, склады, инструменты и орудия труда и пр.; а это ведет к удешевлению стоимости производства в более крупных мастерских.<<40>> Для того, чтобы вести производство в более широких размерах и занимать одновременно многих рабочих, требуется скопление довольно значительного капитала, который образуется часто не в сфере производства, а в сфере торговли и пр. Величина этого капитала определяет форму личного участия хозяина в предприятии: является ли он и сам рабочим, если его капитал еще очень мелок, или отказывается от личного труда и специализируется на коммерческо-предпринимательских функциях. "Можно привести в связь положение хозяина мастерской с числом его рабочих", - читаем мы, напр., в описании мебельного промысла. "Два-три работника дают хозяину столь небольшой излишек, что он работает наряду с ними... Пять работников уже дают хозяину столько, что он до известной степени освобождает уже себя от ручного труда, несколько поленивается и исполняет, главным образом, две последние хозяйские роли" (т. е. покупку материалов и сбыт товаров). "Коль скоро число наемных рабочих достигает 10 или превышает эту цифру, то хозяин не только оставляет ручной труд, но даже почти прекращает свой надзор за рабочими: он заводит главного мастера, наблюдающего над работниками... Здесь он становится уже маленьким капиталистом, "коренным хозяином"" (Исаев, "Пром. Моск. губ.", I, 52-53). Приведенные нами статистические данные наглядно подтверждают эту характеристику, показывая уменьшение числа семейных рабочих при появлении значительного числа наемных рабочих.

[Гість Дэнa]

Общее значение капиталистической простой кооперации в развитии капиталистических форм промышленности автор "Капитала" характеризует следующим образом:

 

"Исторически капиталистическая форма кооперации развивается в противоположность крестьянскому хозяйству и независимому ремесленному производству, все равно, имеет ли это последнее цеховую форму или нет... Подобно тому, как повысившаяся благодаря кооперации общественная производительная сила труда представляется производительной силой капитала, - так и сама кооперация представляется специфической формой капиталистического процесса производства, в противоположность процессу производства раздробленных независимых работников или мелких хозяйчиков. Это - первое изменение, которое испытывает самый процесс труда вследствие подчинения его капиталу. Одновременное употребление большего числа наемных рабочих в одном и том же процессе труда, будучи условием этого изменения, образует исходный пункт капиталистического производства... Поэтому, если, с одной стороны, капиталистический способ производства является исторической необходимостью для превращения процесса труда в общественный процесс, то, с другой стороны, эта общественная форма процесса труда есть употребляемый капиталом способ выгоднее эксплуатировать этот процесс посредством повышения его производительной силы.

[Гість Дэнa]

В рассмотренной выше простой своей форме кооперация совпадает с производством в широких размерах, но она не образует никакой прочной, характеристической формы особой эпохи развития капиталистического производства. Самое большее, если она играет приблизительно такую роль в ремесленных еще зачатках мануфактуры..." ("Das Kapital", I2, 344-345).

 

В дальнейшем изложении мы увидим, как тесно связываются в России мелкие "кустарные" заведения, имеющие наемных рабочих, с несравненно более развитыми и более широко распространенными формами капитализма. Что же касается до роли этих заведений в мелких крестьянских промыслах, то выше было уже статистически показано, что эти заведения создают довольно широкую капиталистическую кооперацию взамен прежней раздробленности производства и в значительных размерах повышают производительность труда.

 

Наш вывод о громадной роли капиталистической кооперации в мелких крестьянских промыслах и о прогрессивном значении ее находится в самом резком противоречии с широко распространенной народнической доктриной о преобладании в мелких крестьянских промыслах всяческих проявлений "артельного начала". На самом деле, как раз наоборот, мелкая промышленность (и ремесло) отличается наибольшей раздробленностью производителей. В подтверждение противоположного взгляда народническая литература не могла дать ничего, кроме подборки единичных примеров, громадное большинство которых относится вовсе не к кооперации, а к временным, миниатюрным соединениям хозяев и хозяйчиков для общей закупки сырья, для постройки общей мастерской и т. д. Подобные артели нисколько даже не затрагивают преобладающего значения капиталистической кооперации.<<41>> Чтобы составить себе точное представление о том, как широко в действительности применение "артельного начала", недостаточно сослаться на выхваченные там и сям примеры; для этого необходимо взять данные по какому-либо сплошь исследованному району и рассмотреть сравнительное распространение и значение тех или других форм кооперации. Таковы, напр., данные пермской "кустарной" переписи 1894/95 года, - и мы показали уже в другом месте ("Этюды", стр. 182-187<<42>>), какую поразительную раздробленность мелких промышленников констатировала эта перепись и как велико значение весьма немногочисленных крупных заведений. Сделанный выше вывод о роли капиталистической кооперации основан не на единичных примерах, а на точных данных подворных переписей, охватывающих целые десятки разнообразнейших промыслов в различных местностях.

[Гість Дэнa]

VI. ТОРГОВЫЙ КАПИТАЛ В МЕЛКИХ ПРОМЫСЛАХ

 

Как известно, мелкие крестьянские промыслы порождают в массе случаев особых скупщиков, специально занятых торговыми операциями по сбыту продуктов и закупке сырья и обыкновенно подчиняющих себе в той или другой форме мелких промышленников. Посмотрим, в какой связи стоит это явление с общим строем мелких крестьянских промыслов и каково его значение.

 

Основная хозяйственная операция скупщика состоит в покупке товара (продукта или сырья) для перепродажи его. Другими словами, скупщик есть представитель торгового капитала. Исходным пунктом всякого капитала, - как промышленного, так и торгового, - является образование свободных денежных средств в руках отдельных личностей (понимая под свободными - такие денежные средства, которые нет необходимости употребить на личное потребление и пр.). Каким образом происходит эта имущественная дифференциация в нашей деревне, - было подробно показано выше на данных о разложении земледельческого и промыслового крестьянства. Этими данными выяснено одно из условий, вызывающих появление скупщика, именно: раздробленность, изолированность мелких производителей, наличность хозяйственной розни и борьбы между ними. Другое условие относится к характеру тех функций, которые исполняет торговый капитал, т. е. к сбыту изделий и к закупке сырых материалов. При ничтожном развитии товарного производства мелкий производитель ограничивается сбытом изделий на мелком местном рынке, иногда даже сбытом непосредственно в руки потребителя. Это - низшая стадия развития товарного производства, едва выделяющегося от ремесла. По мере расширения рынка такой мелкий раздробленный сбыт (находившийся в полном соответствии с мелким, раздробленным производством) становится невозможным. На крупном рынке сбыт должен быть крупным, массовым. И вот мелкий характер производства оказывается в непримиримом противоречии с необходимостью крупного, оптового сбыта. При данных общественно-хозяйственных условиях, при изолированности мелких производителей и разложении их, это противоречие не могло разрешиться иначе, как тем, что представители зажиточного меньшинства забрали сбыт в свои руки, концентрировали его. Скупая изделия (или сырье) в массовых размерах, скупщики таким образом удешевляли расходы сбыта, превращали сбыт из мелкого, случайного и неправильного в крупный и регулярный, - и это чисто экономическое преимущество крупного сбыта неизбежно повело к тому, что мелкий производитель оказался отрезанным от рынка и беззащитным перед властью торгового капитала. Таким образом, в обстановке товарного хозяйства мелкий производитель неизбежно попадает в зависимость от торгового капитала в силу чисто экономического превосходства крупного, массового сбыта над разрозненным мелким сбытом.<<43>> Само собою разумеется, что в действительности прибыль скупщиков зачастую далеко не ограничивается разницей между стоимостью массового и стоимостью мелкого сбыта, - точно так же, как прибыль промышленного капиталиста зачастую состоит из вычетов из нормальной заработной платы. Тем не менее для объяснения прибыли промышленного капиталиста мы должны принять, что рабочая сила продается по своей действительной стоимости. Равным образом и для объяснения роли скупщика мы должны принять, что покупка-продажа продуктов совершается им по общим законам товарного обмена. Только эти экономические причины господства торгового капитала могут дать ключ к пониманию тех разнообразных форм, которые он принимает в действительности и среди которых постоянно встречается (это не подлежит никакому сомнению) и самое дюжинное мошенничество. Поступать же наоборот, - как делают обыкновенно народники, - т. е. ограничиваться указанием на разные проделки "кулаков" и на этом основании совершенно отстранять вопрос об экономической природе явления, это значит становиться на точку зрения вульгарной экономии

[Гість Дэнa]

Чтобы подтвердить наше положение о необходимой причинной связи между мелким производством на рынок и господством торгового капитала, остановимся подробнее на одном из лучших описаний того, как появляются скупщики и какую роль они играют. Мы имеем в виду исследование кружевного промысла в Московской губернии ("Пром. Моск. губ.", т. VI, вып. II). Процесс возникновения "торговок" таков. В 1820-х годах, т. е. во время возникновения промысла, и позднее, когда кружевниц было еще мало, - главными покупателями были помещики, "господа". Потребитель был близок к производителю. По мере распространения промысла крестьяне стали отсылать кружева в Москву "с каким-нибудь случаем", напр., через гребенщиков. Неудобство такого примитивного сбыта сказалось очень скоро: "где же мужику, не занимающемуся этим делом, ходить по домам?" Стали поручать сбыт одной из кружевниц, вознаграждая ее за потерянное время. "Она же и привозила материал для плетения кружев". Таким образом, невыгодность изолированного сбыта ведет к выделению торговли в особую функцию, исполняемую одним лицом, собирающим изделия от многих работниц. Патриархальная близость этих работниц друг к другу (родня, соседи, односельчане и пр.) вызывает сначала попытку товарищеской организации сбыта, попытку поручать сбыт одной из мастериц. Но денежное хозяйство немедленно пробивает брешь в старинных патриархальных отношениях, немедленно приводит к тем явлениям, которые мы констатировали выше по массовым данным о разложении крестьянства. Производство продукта для сбыта приучает ценить время на деньги. Становится необходимым вознаградить посредницу за потерянное время и труд; посредница привыкает к своему занятию и начинает обращать его в профессию. "Подобные поездки, повторявшиеся несколько раз, и выработали тип торговки" (l. c., 30). Лицо, ездившее несколько раз в Москву, заводит там постоянные сношения, которые так необходимы для правильного сбыта. "Вырабатывается необходимость и привычка жить заработком от комиссионерства". Кроме платы за комиссию торговка "норовит накинуть на материал, бумагу, нитки", берет себе вырученное за кружева сверх назначенной цены; торговки объявляют, что получили цену ниже назначенной: "хочешь отдавай, хочешь нет". "Торговки начинают доставлять товар из города и пользуются тут значительной прибылью". Комиссионерка превращается, следовательно, в самостоятельную торговку, которая уже начинает монополизировать сбыт и пользоваться своей монополией для полного подчинения себе мастериц. Наряду с операциями торговыми появляются и ростовщические, отдача денег в долг мастерицам, прием товара от мастериц по пониженным ценам и т. д. "Девушки платят за продажу по 10 коп. с рубля, причем очень хорошо понимают, что торговка и кроме того с них берет, продавая кружево за более дорогую цену.

[Гість Дэнa]

Но они положительно не знают, как иначе устроиться. Когда я им говорила, чтобы они по очереди в Москву ездили, - они отвечали, что хуже будет, не знают, кому сбывать, а торговка уже хорошо знает всякие места. Торговка сбывает их готовый товар и привозит заказы, материал, сколки (узоры) и проч.; торговка дает им всегда и деньги вперед, или взаймы, и ей даже прямо можно продать срезку, коли нужда случится. С одной стороны, торговка делается самым нужным, необходимым человеком, - с другой, из нее вырабатывается постепенно личность, сильно эксплуатирующая чужой труд, женщина-кулак" (32). Необходимо добавить к этому, что вырабатываются такие типы из тех же самых мелких производителей: "Сколько ни приходилось расспрашивать, все торговки, оказывалось, прежде сами плели кружева, следовательно, были лицами, знающими самое производство; вышли они из среды этих же кружевниц; они не обладали какими-либо капиталами первоначально, и только мало-помалу принимались торговать и ситцами и другими товарами, по мере того как наживались своим комиссионерством" (31).<<45>> Таким образом, не может подлежать сомнению, что в обстановке товарного хозяйства мелкий производитель неизбежно выделяет из своей среды не только более зажиточных промышленников вообще, но и в частности - представителей торгового капитала.<<46>> А раз образовались эти последние, вытеснение мелкого раздробленного сбыта крупным оптовым сбытом становится неизбежным.<<47>> Вот несколько примеров того, как на деле организуют сбыт более крупные хозяева из "кустарей", являющиеся в то же время и скупщиками. Сбыт торговых счетов кустарями Московской губернии (см. статистические данные о них в нашей таблице; приложение I) производится главным образом на ярмарках по всей России. Чтобы торговать самому на ярмарке, необходимо иметь, во-1-х, значительный капитал, так как торговля на ярмарках ведется только оптовая; во-2-х, необходимо иметь своего человека, который бы скупал изделия на месте и присылал торговцу.

[Гість Дэнa]

Этим условиям удовлетворяет "единственный торговец-крестьянин", он же и "кустарь", имеющий значительный капитал, занимающийся формовкой счетов (т. е. изготовлением их из рамок и косточек) и торговлей ими; "исключительно торговлей занимаются" его 6 сыновей, так что для обработки надела приходится нанимать двоих работников. "Не мудрено, - замечает исследователь, - что он имеет возможность с своими товарами участвовать на всех ярмарках, сравнительно же мелкие торговцы сбывают свой товар обыкновенно поблизости" ("Пром. Моск. губ.", VII, в. I, ч. 2, с. 141). В этом случае представитель торгового капитала настолько еще не дифференцировался от общей массы "мужиков-землепашцев", что сохранил даже свое надельное хозяйство и патриархальную большую семью. Очешники Московской губернии находятся в полной зависимости от тех промышленников, которым они сбывают свои изделия (очешные станки). Эти скупщики - в то же время и "кустари", имеющие свои мастерские; они ссужают бедноту сырыми материалами с условием поставки изделий "хозяину" и т. д. Пытались было мелкие промышленники сами сбывать продукт в Москве, но потерпели неудачу: слишком нерасчетливо оказалось сбывать по мелочам, на какие-нибудь 10-15 рублей (ib., 263). В кружевном промысле Рязанской губернии торговки получают барыша 12-50% к заработку мастериц. "Солидные" торговки установили правильные сношения с центрами сбыта и высылают товар по почте, что сберегает путевые расходы. До какой степени необходим оптовый сбыт, - видно из того, что торговцы считают расходы по сбыту не окупающимися даже при сбыте на 150- 200 руб. ("Труды куст. ком.", VII, 1184). Организация сбыта белевских кружев следующая. В гор. Белеве есть три разряда торговок: 1) "прасольщицы", которые раздают мелкие заказы, сами обходят мастериц и сдают товар крупным торговкам. 2) Торговки-заказчицы производят лично заказы или скупают товар у прасольщиц и возят его в столицы и пр. 3) Крупные торговки (2-3 "фирмы") ведут дело уже с комиссионерами, отправляя им товар и получая крупные заказы.

[Гість Дэнa]

Везти свой товар в большие магазины провинциальным торговкам "почти невозможно": "магазины предпочитают иметь дела с гуртовыми скупщицами, доставляющими изделия целыми партиями из самых разнообразных плетений"; торговки и должны сбывать этим "поставщицам"; "от них узнают все обстоятельства торговли; они же назначают цены; словом, помимо их - нет спасения" ("Труды куст. ком.", X, 2823-2824). Число подобных примеров можно бы увеличить во много раз. Но и приведенных вполне достаточно, чтобы видеть, какой абсолютной невозможностью является мелкий раздробленный сбыт при производстве на крупные рынки. При раздробленности мелких производителей и полном разложении их,<<48>> крупный сбыт может быть организован только крупным капиталом, который в силу этого и ставит кустарей в положение полной беспомощности и зависимости. Можно судить поэтому о нелепости ходячих народнических теорий, рекомендующих помочь "кустарю" посредством "организации сбыта". С чисто теоретической стороны, подобные теории относятся к мещанским утопиям, основанным на непонимании неразрывной связи между товарным производством и капиталистическим сбытом.<<49>> Что же касается до данных русской действительности, то они просто игнорируются сочинителями подобных теорий: игнорируется раздробленность мелких товаропроизводителей и полное разложение их; игнорируется тот факт, что из их же среды выходили и продолжают выходить "скупщики"; что в капиталистическом обществе сбыт может быть организован только крупным капиталом. Понятно, что, выкинув со счета все эти черты неприятной, но несомненной действительности, не трудно уже фантазировать in's Blaue hinein

[Гість Дэнa]

Мы не имеем возможности вдаваться здесь в описательные подробности относительно того, как именно проявляется торговый капитал в наших "кустарных" промыслах и в какое беспомощное и жалкое положение ставит он мелкого промышленника. Притом в следующей главе нам придется характеризовать господство торгового капитала на высшей стадии развития, когда он (являясь придатком мануфактуры) организует в массовых размерах капиталистическую работу на дому. Здесь же ограничимся указанием тех основных форм, какие принимает торговый капитал в мелких промыслах. Первой и наиболее простой формой является покупка изделий торговцем (или хозяином крупной мастерской) у мелких товаропроизводителей. При слабом развитии скупки или при обилии конкурирующих скупщиков продажа товара торговцу может не отличаться от всякой другой продажи; но в массе случаев местный скупщик является единственным лицом, которому крестьянин может постоянно сбывать изделия, и тогда скупщик пользуется своим монопольным положением для безмерного понижения той цены, которую он платит производителю. Вторая форма торгового капитала состоит в соединении его с ростовщичеством: постоянно нуждающийся в деньгах крестьянин занимает деньги у скупщика и потом отдает за долг свой товар. Сбыт товара в этом случае (имеющем очень широкое распространение) всегда происходит по искусственно пониженным ценам, не оставляющим часто в руках кустаря и того, что мог бы получить наемный рабочий. К тому же отношения кредитора к должнику неизбежно ведут к личной зависимости последнего, к кабале, к тому, что кредитор пользуется особыми случаями нужды должника и т. п. Третьей формой торгового капитала является расплата за изделия товарами, составляющая один из обычных приемов деревенских скупщиков. Особенность этой формы состоит в том, что она свойственна не одним только мелким промыслам, а всем вообще неразвитым стадиям товарного хозяйства и капитализма. Только крупная машинная индустрия, обобществившая труд и радикально порвавшая со всякой патриархальностью, вытеснила эту форму кабалы, вызвав законодательное запрещение ее по отношению к крупным промышленным заведениям. Четвертой формой торгового капитала является расплата торговца теми именно видами товаров, которые необходимы "кустарю" для производства (сырые или вспомогательные материалы и т. п.). Продажа материалов производства мелкому промышленнику может составить и самостоятельную операцию торгового капитала, вполне однородную с операцией скупки изделий. Если же скупщик изделий начинает расплачиваться теми сырыми материалами, которые нужны "кустарю", то это означает очень крупный шаг в развитии капиталистических отношений. Отрезав мелкого промышленника от рынка готовых изделий, скупщик отрезывает его теперь от рынка сырья и тем окончательно подчиняет себе кустаря. От этой формы остается уже один только шаг до той высшей формы торгового капитала, когда скупщик прямо раздает материал "кустарям" на выработку за определенную плату. Кустарь становится de facto наемным рабочим, работающим у себя дома на капиталиста; торговый капитал скупщика переходит здесь в промышленный капитал.<<52>> Создается капиталистическая работа на дому. В мелких промыслах она встречается более или менее спорадически; массовое же применение ее отнесшей к следующей высшей стадии капиталистического развития.

[Гість Дэнa]

VII. "ПРОМЫСЕЛ И ЗЕМЛЕДЕЛИЕ"

 

Таково обычное заглавие особых отделов в описаниях крестьянских промыслов. Так как на той первоначальной стадии капитализма, которую мы рассматриваем, промышленник еще почти не дифференцировался от крестьянина, то связь его с землей представляется явлением действительно весьма характерным и требующим особого рассмотрения.

 

Начнем с данных пашей таблицы (см. приложение I). Для характеристики земледелия "кустарей" здесь приведены, во-1-х, данные о среднем числе лошадей у промышленников каждого разряда. Сводя вместе те 19 промыслов, по которым имеются такого рода данные, получаем, что на одного промышленника (хозяина или хозяйчика) приходится в общем и среднем 1,4 лошади, а по разрядам: I) 1,1; II) 1,5 и III) 2,0. Таким образом, чем выше стоит хозяин по размеру своего промыслового хозяйства, тем выше он как земледелец. Наиболее крупные промышленники почти в 2 раза превосходят мелких по количеству рабочего скота. Но и самые мелкие промышленники (I разряд) стоят выше среднего крестьянства по состоянию своего земледелия, ибо в общем и целом по Московской губернии в 1877 г. приходилось на 1 крестьянский двор по 0,87 лошади.<<53>> Следовательно, в промышленники-хозяева и хозяйчики попадают только сравнительно зажиточные крестьяне. Крестьянская же беднота поставляет преимущественно не хозяев-промышленников, а рабочих-промышленников (наемные рабочие у "кустарей", отхожие рабочие и пр.). К сожалению, по громадному большинству московских промыслов нет сведений о земледелии наемных рабочих, занятых в мелких промыслах.

[Гість Дэнa]

Таким образом промышленники-хозяева принадлежат к очень "исправным" земледельцам, т. е. к представителям крестьянской буржуазии, тогда как наемные рабочие рекрутируются из массы разоренных крестьян.<<54>> Еще более важны для характеристики описываемых отношений данные о способе обработки земли хозяевами-промышленниками. Московские исследователи различали три способа обработки земли: 1) посредством личного труда домохозяина; 2) "наймом" - т. е. наймом кого-либо из соседей, который своим инвентарем обрабатывает землю "упалого" хозяина. Этот способ обработки характеризует малосостоятельных, разоряющихся хозяев. Противоположное значение имеет 3-ий способ: обработка "работником", т. е. наем хозяином сельскохозяйственных ("земляных") работников; нанимаются эти рабочие обыкновенно на все лето, причем в особенно горячее время хозяин посылает обыкновенно на помощь им и рабочих из мастерской. "Таким образом способ обрабатывания земли посредством "земляного" работника является делом довольно выгодным" ("Пром. Моск. губ.", VI, I, 48). В нашей таблице мы свели сведения об этом способе обработки земли по 16 промыслам, из которых в 7 вовсе нет хозяев, нанимающих "земляных работников". По всем этим 16 промыслам процент хозяев-промышленников, нанимающих сельских рабочих, равняется 12%, а по разрядам: I) 4,5%; II) 16,7% и III) 27,3%. Чем состоятельнее промышленники, тем чаще среди них встречаются сельские предприниматели. Анализ данных о промысловом крестьянстве показывает, следовательно, ту же картину параллельного разложения и в промышленности и в земледелии, которую мы видели во II главе на основании данных о земледельческом крестьянстве.

[Гість Дэнa]

Наем "земляных работников" "кустарями-хозяевами составляет вообще очень распространенное явление во всех промышленных губерниях. Мы встречаем, напр., указания на наем земледельческих батраков богатыми рогожниками Нижегородской губернии. Скорняки той же губернии нанимают земледельческих работников, приходящих обыкновенно из чисто земледельческих окрестных селений. Занимающиеся сапожным промыслом "крестьяне-общинники Кимрской волости находят выгодным нанимать для обработки своих полей батраков и работниц, приходящих в Кимры во множестве из Тверского уезда и соседних местностей". Красильщики посуды Костромской губ. посылают своих наемных рабочих, в свободное от промысловых занятий время, на полевые работы.<<55>> "Самостоятельные хозяева" (сусальщики Владимирской губ.) "имеют особых полевых работников"; поэтому бывает, что у них хорошо обработаны поля, хотя они сами "сплошь да рядом совсем не умеют ни пахать, ни косить".<<56>> В Московской губернии к найму "земляных работников" прибегают многие промышленники помимо тех, данные о которых приведены в нашей таблице, напр., булавочники, войлочники, игрушечники посылают своих рабочих и на полевые работы; камушники, сусальщики, пуговичники, картузники, медношорники держат земледельческих батраков и т. д.<<57>> Значение этого факта, - найма земледельческих рабочих крестьянами-промышленниками, - очень велико. Он показывает, что даже в мелких крестьянских промыслах начинает сказываться то явление, которое свойственно всем капиталистическим странам и которое служит подтверждением прогрессивной исторической роли капитализма, именно: повышение жизненного уровня населения, повышение его потребностей. Промышленник начинает смотреть сверху вниз на "серого" земледельца с его патриархальной одичалостью и стремится свалить с себя наиболее тяжелые и хуже оплачиваемые сельскохозяйственные работы. В мелких промыслах, отличающихся наименьшим развитием капитализма, это явление сказывается еще очень слабо; промышленный рабочий только еще начинает дифференцироваться от сельскохозяйственного рабочего

[Гість Дэнa]

VIII. "СОЕДИНЕНИЕ ПРОМЫСЛА С ЗЕМЛЕДЕЛИЕМ"

 

Такова излюбленная народническая формула, при помощи которой думают решить вопрос о капитализме в России гг. В. В., Н. -он и К°. "Капитализм" отделяет промышленность от земледелия; "народное производство" соединяет их в типичном и нормальном крестьянском хозяйстве, - в этом незамысловатом противоположении добрая доля их теории. Мы имеем теперь возможность подвести итоги по вопросу о том, как в действительности наше крестьянство "соединяет промыслы с земледелием", так как выше были подробно рассмотрены типичные отношения и в земледельческом и в промысловом крестьянстве. Перечислим те разнообразные формы "соединения промысла и земледелия", которые наблюдаются в экономике русского крестьянского хозяйства.

 

1) Патриархальное (натуральное) земледелие соединяется с домашними промыслами (т. е. с обработкой сырья для своего потребления) и с барщинной работой на землевладельца.

 

Этот вид соединения крестьянских "промыслов" с земледелием наиболее типичен для средневекового хозяйственного режима, будучи необходимой составной частью этого режима.<<65>> В пореформенной России от подобного патриархального хозяйства, - в котором еще совершенно нет ни капитализма, ни товарного производства, ни товарного обращения, - остались только обломки, именно: домашние промыслы крестьян и отработки.

 

2) Патриархальное земледелие соединяется с промыслом в виде ремесла.

 

Эта форма соединения стоит еще очень близко к предыдущей, отличаясь лишь тем, что здесь появляется товарное обращение - в том случае, когда ремесленник получает плату деньгами и появляется на рынке для закупки орудий, сырья и проч.

 

3) Патриархальное земледелие соединяется с мелким производством промышленных продуктов на рынок, т. е. с товарным производством в промышленности. Патриархальный крестьянин превращается в мелкого товаропроизводителя, тяготеющего, как мы показали, к употреблению наемного труда, т. е. к капиталистическому производству. Условием этого превращения является уже известная степень разложения крестьянства: мы видели, что мелкие хозяева и хозяйчики в промышленности принадлежат в большинстве случаев к зажиточной или к состоятельной группе крестьян. В свою очередь и развитие мелкого товарного производства в промышленности дает дальнейший толчок разложению крестьян-земледельцев.

 

4) Патриархальное земледелие соединяется с работой по найму в промышленности (а также и в земледелии).<<66>>

 

Эта форма составляет необходимое дополнение предыдущей: там товаром становится продукт, здесь - рабочая сила. Мелкое товарное производство в промышленности необходимо сопровождается, как мы видели, появлением наемных рабочих и кустарей, работающих на скупщиков. Эта форма "соединения земледелия с промыслом" свойственна всем капиталистическим странам, и одна из наиболее рельефных особенностей пореформенной истории России состоит в чрезвычайно быстром и чрезвычайно широком распространении этой формы.

 

5) Мелкобуржуазное (торговое) земледелие соединяется с мелкобуржуазными промыслами (мелкое товарное производство в промышленности, мелкая торговля и пр.).

 

Отличие этой формы от 3-ей состоит в том, что мелкобуржуазные отношения охватывают здесь не только промышленность, но и земледелие. Будучи наиболее типичной формой соединения промысла с земледелием в хозяйстве мелкой сельской буржуазии, эта форма свойственна поэтому всем капиталистическим странам. Только русским экономистам-народникам предстояла честь открытия капитализма без мелкой буржуазии.

 

6) Наемная работа в земледелии соединяется с наемной работой в промышленности. О том, как проявляется такое соединение промысла с земледелием и каково значение этого соединения, было уже говорено выше.

 

Итак, формы "соединения земледелия с промыслами" в нашем крестьянстве отличаются чрезвычайным разнообразием: есть такие, которые выражают собой самый примитивный хозяйственный строй с господством натурального хозяйства; есть такие, которые выражают высокое развитие капитализма; есть целый ряд переходных ступеней между теми и другими. Ограничиваясь общими формулами (вроде таких, как: "соединение промысла с земледелием" или "отделение промышленности от земледелия"), нельзя сделать ни шагу в деле уяснения действительного процесса развития капитализма.

[Гість Дэнa]

IX. НЕСКОЛЬКО ЗАМЕЧАНИЙ О ДОКАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИКЕ НАШЕЙ ДЕРЕВНИ

 

У нас нередко сущность вопроса о "судьбах капитализма в России" изображается так, как будто бы главное значение имел вопрос: как быстро? (т. е. как быстро развивается капитализм?). На самом же деле несравненно более важное значение имеет вопрос: как именно? и вопрос: откуда? (т. е. каков был докапиталистический хозяйственный строй в России?). Главнейшие ошибки народнической экономии состоят в неправильном ответе именно на эти два вопроса, т. е. в неверном изображении того, как именно развивается капитализм в России, в фальшивой идеализации докапиталистических порядков. Во II (отчасти в III) и в настоящей главе мы рассматривали наиболее примитивные стадии капитализма в мелком земледелии и в мелких крестьянских промыслах, при таком рассмотрении неизбежно приходилось многократно указывать на черты докапиталистических порядков. Если мы теперь попытаемся свести вместе эти черты, то мы получим тот вывод, что докапиталистическая деревня представляла из себя (с экономической стороны) сеть мелких местных рынков, связывающих крохотные группы мелких производителей, раздробленных и своим обособленным хозяйничаньем, и массой средневековых перегородок между ними, и остатками средневековой зависимости.

[Гість Дэнa]

Что касается до раздробленности мелких производителей, то она всего рельефнее выступает в том разложении их, которое было констатировано выше и в земледелии и в промышленности. Но раздробленность далеко не ограничивается этим. Будучи объединены общиной в крохотные административно-фискальные и землевладельческие союзы, крестьяне раздроблены массой разнообразных делений их на разряды, на категории по величине надела, по размерам платежей и пр. Берем хоть земско-статистический сборник по Саратовской губернии; крестьянство делится здесь на следующие разряды: дарственники, собственники, полные собственники, государственные, государственные с общинным владением, государственные с четвертным владением,<<#3>> государственные из помещичьих, удельные, арендаторы казенных участков, безземельные, собственники б. помещичьи, на выкупной усадьбе, собственники б. удельные, поселяне-собственники, переселенцы, дарственные б. помещичьи, собственники б. государственные, вольноотпущенники, безоброчные, свободные хлебопашцы, временно-обязанные, б. фабричные и т. д., а затем еще крестьяне приписные, пришлые и пр. Все эти разряды отличаются историей аграрных отношений, величиной наделов и платежей и пр., и пр. И внутри разрядов подобных же различий масса: иногда даже крестьяне одной и той же деревни разделены на две совершенно отличные категории: "бывших г-на NN" и "бывших г-жи М. М.". Вся эта пестрота была естественна и необходима в средние века, во времена далекого прошлого; в настоящее же время сохранение сословной замкнутости крестьянских обществ является вопиющим анахронизмом и чрезвычайно ухудшает положение трудящихся масс, нисколько не гарантируя их в то же время от тяжести условий новой, капиталистической эпохи. Народники обыкновенно закрывают глаза на эту раздробленность, и когда марксисты высказывают мнение о прогрессивности разложения крестьянства, - народники ограничиваются шаблонными восклицаниями против "сторонников обезземеления", прикрывая ими полную неправильность своих представлений о докапиталистической деревне. Стоит только представить себе ту поразительную раздробленность мелких производителей, которая была неизбежным следствием патриархального земледелия, чтобы убедиться в прогрессивности капитализма, который разрушает в самом основании старинные формы хозяйства и жизни с их вековой неподвижностью и рутиной, разрушает оседлость застывших в своих средневековых перегородках крестьян и создает новые общественные классы, по необходимости стремящиеся к связи, к объединению, к активному участию во всей экономической (и не одной экономической) жизни государства и всего мира.

[Гість Дэнa]

Возьмите крестьян как ремесленников или мелких промышленников, - и вы увидите то же самое. Их интересы не выходят за пределы мелкого округа окрестных селений. Вследствие ничтожных размеров местного рынка они не приходят в соприкосновение с промышленниками других районов; они боятся как огня "конкуренции", которая беспощадно разрушает патриархальный парадиз мелких ремесленников и промышленников, не тревожимых никем и ничем в их рутинном прозябании. По отношению к этим мелким промышленникам конкуренция и капитализм делают полезную историческую работу, вытаскивая их из их захолустья, ставя перед ними все те вопросы, которые уже поставлены перед более развитыми слоями населения.

 

Необходимой принадлежностью мелких местных рынков, кроме примитивных форм ремесла, являются также примитивные формы торгового и ростовщического капитала. Чем захолустнее деревня, чем дальше она стоит от влияния новых капиталистических порядков, железных дорог, крупных фабрик, крупного капиталистического земледелия, - тем сильнее монополия местных торговцев и ростовщиков, тем сильнее подчинение им окрестных крестьян и тем более грубые формы принимает это подчинение. Число этих мелких пиявок громадно (по сравнению с скудным количеством продукта у крестьян), и для обозначения их существует богатый подбор местных названий. Вспомните всех этих прасолов, шибаев, щетинников, маяков, ивашей, булыней и т. д., и т. д. Преобладание натурального хозяйства, обусловливая редкость и дороговизну денег в деревне, ведет к тому, что значение всех этих "кулаков" оказывается непомерно громадным по сравнению с размерами их капитала. Зависимость крестьян от владельцев денег приобретает неизбежно форму кабалы. Подобно тому, как нельзя себе представить развитого капитализма без крупного товарно-торгового и денежно-торгового капитала, точно так же немыслима и докапиталистическая деревня без мелких торговцев и скупщиков, являющихся "хозяевами" мелких местных рынков. Капитализм стягивает вместе эти рынки, соединяет их в крупный национальный, а затем и всемирный рынок, разрушает первобытные формы кабалы и личной зависимости, развивает вглубь и вширь те противоречия, которые в зачаточном виде наблюдаются и в общинном крестьянстве, - и таким образом подготовляет разрешение их.

[Гість Дэнa]

В.И. Ленин

 

РАЗВИТИЕ КАПИТАЛИЗМА В РОССИИ

 

 

 

ГЛАВА VI

 

КАПИТАЛИСТИЧЕСКАЯ МАНУФАКТУРА И КАПИТАЛИСТИЧЕСКАЯ РАБОТА НА ДОМУ

 

I. ОБРАЗОВАНИЕ МАНУФАКТУРЫ И ЕЕ ОСНОВНЫЕ ЧЕРТЫ

 

Под мануфактурой разумеется, как известно, кооперация, основанная на разделении труда. По своему возникновению мануфактура непосредственно примыкает к описанным выше "первым стадиям капитализма в промышленности". С одной стороны, мастерские с более или менее значительным числом рабочих вводят постепенно разделение труда, и таким образом капиталистическая простая кооперация перерастает в капиталистическую мануфактуру. Приведенные в предыдущей главе статистические данные о московских промыслах наглядно показывают процесс такого возникновения мануфактуры: более крупные мастерские всех промыслов четвертой категории, некоторых промыслов третьей категории и единичных промыслов второй категории применяют систематически разделение труда в широких размерах и потому должны быть отнесены к образцам капиталистической мануфактуры. Ниже будут приведены более подробные данные о технике и экономике некоторых из этих промыслов.

 

С другой стороны, мы видели, как торговый капитал в мелких промыслах, достигая высшей ступени своего развития, сводит уже производителя на положение наемного рабочего, обрабатывающего чужое сырье за сдельную плату. Если дальнейшее развитие ведет к тому, что в производство вводится систематическое разделение труда, преобразующее технику мелкого производителя, если "скупщик" выделяет некоторые детальные операции и производит их наемными рабочими в своей мастерской, если наряду с раздачей работы на дома и в неразрывной связи с ней появляются крупные мастерские с разделением труда (принадлежащие нередко том же скупщикам), - то мы имеем перед собой другого рода процесс возникновения капиталистической мануфактуры.<<1>>

 

В развитии капиталистических форм промышленности мануфактура имеет важное значение, будучи промежуточным звеном между ремеслом и мелким товарным производством с примитивными формами капитала и между крупной машинной индустрией (фабрикой). С мелкими промыслами мануфактуру сближает то, что ее базисом остается ручная техника, что крупные заведения не могут поэтому радикально вытеснить мелкие, не могут совершенно оторвать промышленника от земледелия. "Мануфактура не была в состоянии ни охватить общественное производство во всем его объеме, ни преобразовать его до самого корня (in ihrer Tiefe). Она выделялась как архитектурное украшение на экономическом здании, широким основанием которого было городское ремесло и сельские побочные промыслы".<<2>> С фабрикой мануфактуру сближает образование крупного рынка, крупных заведений с наемными рабочими, крупного капитала, в полном подчинении у которого находятся массы неимущих рабочих.

 

В русской литературе так распространен предрассудок об оторванности так наз. "фабрично-заводского" производства от "кустарного", об "искусственности" первого и "народном" характере второго, что мы считаем особенно важным пересмотреть данные о всех важнейших отраслях обрабатывающей промышленности и показать, какова была их экономическая организация после того, как они выросли из стадии мелких крестьянских промыслов, и до того, как они были преобразованы крупной машинной индустрией.

[Гість Дэнa]

II. КАПИТАЛИСТИЧЕСКАЯ МАНУФАКТУРА В РУССКОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ

 

Начнем с промышленности, обрабатывающей волокнистые вещества.

 

 

 

1) Ткацкие промыслы

 

Ткачество полотняных, шерстяных, хлопчатобумажных, шелковых тканей, позумента и проч. имело у нас повсюду следующую организацию (до появления крупной машинной индустрии). Во главе промысла стояли крупные капиталистические мастерские с десятками и сотнями наемных рабочих; хозяева этих мастерских, обладая крупными капиталами, производили в широких размерах закупку сырья, отчасти перерабатывая его в своих заведениях, отчасти раздавая пряжу и основу мелким производителям (светелочникам, заглодам,<<#1>> мастеркам, крестьянам-"кустарям" и пр.), которые и ткали у себя дома или в мелких заведениях материи за сдельную плату. В основе самого производства лежал ручной труд, причем между отдельными рабочими распределялись следующие отдельные операции: 1) окраска пряжи; 2) мотанье пряжи (на этой операции специализировались часто женщины и дети); 3) снование пряжи (рабочие-"сновальщики"); 4) ткачество; 5) наматывание утка для ткачей (работа шпульников, большей частью детей). Иногда в крупных мастерских есть еще особые рабочие "продевальщики" (продевают нити основы сквозь глазки ремизок и берда стана).<<3>> Разделение труда практикуется обыкновенно не только детальное, но и потоварное, т. е. ткачи специализируются на производстве отдельного сорта тканей. Выделение некоторых операций производства для работы на дому не изменяет, конечно, ровно ничего в экономическом строе промышленности подобного типа. Светелки или дома, в которых работают ткачи, представляют из себя лишь внешние отделения мануфактуры. Техническим основанием подобной промышленности является ручное производство с широким и систематическим разделением труда; с экономической стороны мы видим образование громадных капиталов, которые распоряжаются закупкой сырья и сбытом изделий на весьма обширном (национальном) рынке, и в полном подчинении у которых находится масса пролетариев-ткачей; немногочисленные крупные заведения (мануфактуры в узком смысле) господствуют над массой мелких. Разделение труда ведет к выделению из крестьянства специалистов-мастеровых; образуются неземледельческие центры мануфактуры, как, например, село Иванове Владимирской губ. (с 1871 г. - город Иваново-Вознесенск; теперь - центр крупной машинной индустрии); село Великое Ярославской губ. и многие другие села Московской, Костромской, Владимирской, Ярославской губ., превратившиеся теперь уже в фабричные поселения.<<4>> Организованная таким образом промышленность обыкновенно разрывается в нашей экономической литературе и статистике на две части: крестьяне, работающие по домам или в не особенно крупных светелках, мастерских и т. п., относятся к "кустарной" промышленности, а более крупные светелки и мастерские попадают в число "фабрик и заводов" (и притом попадают совершенно случайно, так как нет никаких точно установленных и однообразно применяемых правил об отделении мелких заведении от крупных, светелок от мануфактур, рабочих, занятых на дому, от рабочих, занятых в мастерской капиталиста).<<5>> Понятно, что подобная классификация, ставящая по одну сторону некоторых наемных рабочих, а по другую - некоторых хозяев, занимающих (кроме рабочих в заведении) именно этих наемных рабочих, есть, с научной точки зрения, nonsens.

[Гість Дэнa]

Иллюстрируем изложенное подробными данными об одном из промыслов "кустарного ткачества", именно о шелковом ткачестве во Владимирской губ.<<7>> "Шелковый промысел" - типичная капиталистическая мануфактура. Ручное производство преобладает. Мелких заведений в общем числе заведений большинство (179 заведений из 313, т. е. 57% всего числа, имеют по 1-5 рабочих), но они большей частью несамостоятельны и далеко уступают крупным по своему значению в общем итоге промышленности. Заведений с 20-150 рабочими - 8% всего числа (25), но на них сосредоточено 41,5% всего числа рабочих и они дают 51% общей суммы производства. Из всего числа рабочих в промысле (2823) - наемных 2092, т. е. 74,1%. "В производство встречается и потоварное и детальное разделение труда". Ткачи редко совмещают в себе уменье работать и "бархат" и "гладь" (два главных рода товаров в этом производстве). "Детальное разделение труда внутри мастерской наиболее строго проведено лишь в крупных фабриках" (т. е. в мануфактурах) "с наемными рабочими". Вполне самостоятельных хозяев только 123, которые одни только закупают сами материал и сбывают продукт; у них - 242 семейных рабочих, и "на них работает 2498 рабочих наемных, получающих большею частью сдельную плату", - всего, след., 2740 рабочих или 97% общего числа рабочих. Ясно, таким образом, что раздача работы на дома этими мануфактуристами при посредстве "заглод" (светелочников) отнюдь не составляет особой формы промышленности, а лишь одну из операций капитала в мануфактуре. Г-н Харизоменов справедливо замечает, что "масса мелких заведений, при ничтожном числе крупных, незначительное число рабочего персонала, какое причитается в среднем выводе на одно заведение (7½ чел.), маскируют истинный характер производства" (l. c., 39). Специализация занятий, свойственная мануфактуре, сказывается здесь наглядно в отделении промышленников от земледелия (бросают землю, с одной стороны, обнищавшие ткачи, с другой - крупные мануфактуристы) и в образовании особого типа промышленного населения, которое живет несравненно "чище", чем земледельцы, и смотрит сверху вниз на мужика (l. c., 106). Наша фабрично-заводская статистика регистрировала всегда лишь случайно выхваченную частичку данного промысла.<<8>>

 

"Позументный промысел" в Московской губ. представляет из себя капиталистическую мануфактуру с совершенно аналогичной организацией.<<9>> Точно так же сарпиночный промысел в Камышинском уезде Саратовской губ. По "Указателю" за 1890 г. здесь была 31 "фабрика" с 4250 рабочими, с суммой производства 265 тыс. руб., а по "Перечню" - 1 "раздаточная контора" с 33 рабочими в заведении, с суммой производства в 47 тыс. руб. (Значит, в 1890 г. смешаны были рабочие в заведении и на стороне!) По местным исследованиям, производство сарпинки занимало в 1888 г. около 7000 станов<<10>> с суммой производства в 2 млн. руб., причем "всем делом заправляют несколько фабрикантов", на которых и работают "кустари", в том числе дети 6-7 лет за плату 7-8 коп. в день ("Отч. и иссл.", т. I).<<11>> И т. д.

[Гість Дэнa]

2) Другие отрасли текстильной индустрии. Валяльное производство

 

Если судить по официальной фабр.-зав. статистике, то войлочное производство представляет весьма слабое развитие "капитализма": во всей Евр. России всего 55 фабрик с 1212 рабочими и с суммой производства 454 тыс. рублей ("Указ." за 1890 г.). Но эти цифры показывают лишь случайно вырванный кусок широко развитой капиталистической промышленности. Нижегородская губерния занимает первое место по развитию "фабрично-заводского" войлочного производства, а в этой губернии главным центром данной промышленности является город Арзамас и подгородная Выездная Слобода (в них 8 "фабрик" с 278 рабочими и с суммой производства в 120 тыс. руб.; в 1897 г.-3221 жит., а в с. Красном - 2835). Как раз в окрестности этих центров развито "кустарное" войлочное производство, занимающее около 243 заведений, 935 раб. с суммой произв. 103847 руб. ("Труды куст. ком.", V)