Ульянов/Ленин : Избранное из ПСС

[Гість Дэнa]

Он же: "Так как государство есть лишь преходящее учреждение, которым приходится пользоваться в борьбе, в революции, чтобы насильственно подавить своих противников, то говорить о свободном народном государстве есть чистая бессмыслица: пока пролетариат еще нуждается в государстве, он нуждается в нем не в интересах свободы, а в интересах подавления своих противников; а когда становится возможным говорить о свободе, тогда государство, как таковое, перестает существовать..."

[Гість Дэнa]

Между Каутским и Марксом с Энгельсом расстояние, как - небо от земли, как между либералом и пролетарским революционером. Чистая демократия и просто "демократия", о которой говорит Каутский, есть лишь пересказ того же самого "свободного народного государства", т. е. чистая бессмыслица. Каутский с ученостью ученейшего кабинетного дурака или с невинностью 10-летней девочки вопрошает: зачем бы это нужна была диктатура, ежели есть большинство? А Маркс и Энгельс разъясняют:

 

- Затем, чтобы сломать сопротивление буржуазии,

 

- затем, чтобы внушать реакционерам страх,

 

- затем, чтобы поддержать авторитет вооруженного народа против буржуазии,

 

- затем, чтобы пролетариат мог насильственно подавить своих противников.

[Гість Дэнa]

Каутский этих разъяснений не понимает. Влюбленный в "чистоту" демократии, не видящий ее буржуазности, он "последовательно" стоит на том, что большинству, раз оно большинство, не нужно "ломать сопротивления" меньшинства, не нужно "насильственно подавлять" его, - достаточно подавлять случаи нарушения демократии. Влюбленный в "чистоту" демократии, Каутский нечаянно совершает ту самую маленькую ошибку, которую всегда делают все буржуазные демократы, именно: он формальное равенство (насквозь лживое и лицемерное при капитализме) принимает за фактическое! Мелочь!

 

Эксплуататор не может быть равен эксплуатируемому.

 

Эта истина, как она ни неприятна Каутскому, составляет существеннейшее содержание социализма.

 

Другая истина: действительного, фактического равенства не может быть, пока совершенно не уничтожена всякая возможность эксплуатации одного класса другим.

[Гість Дэнa]

Эксплуататоров можно разбить сразу, при удачном восстании в центре или возмущении войска. Но, за исключением разве совсем редких и особенных случаев, эксплуататоров нельзя уничтожить сразу. Нельзя сразу экспроприировать всех помещиков и капиталистов сколько-нибудь большой страны. Далее, одна экспроприация, как юридический или политический акт, далеко не решает дела, ибо нужно фактически сместить помещиков и капиталистов, фактически заменить их другим, рабочим, управлением фабриками и имениями. Не может быть равенства между эксплуататорами, которые в течение долгих поколений выделялись и образованием, и условиями богатой жизни, и навыками, - и эксплуатируемыми, масса коих даже в самых передовых и наиболее демократических буржуазных республиках забита, темна, невежественна, запугана, разрозненна. Эксплуататоры на долгое время после переворота сохраняют неизбежно ряд громадных фактических преимуществ: у них остаются деньги (уничтожить деньги сразу нельзя), кое-какое движимое имущество, часто значительное, остаются связи, навыки организации и управления, знание всех "тайн" (обычаев, приемов, средств, возможностей) управления, остается более высокое образование, близость к технически высшему (по-буржуазному живущему и мыслящему) персоналу, остается неизмеримо больший навык в военном деле (это очень важно) и так далее, и так далее.

[Гість Дэнa]

Если эксплуататоры разбиты только в одной стране - а это, конечно, типичный случай, ибо одновременная революция в ряде стран есть редкое исключение - то они остаются все же сильнее эксплуатируемых, ибо международные связи эксплуататоров громадны. Что часть эксплуатируемых из наименее развитых средне - крестьянских, ремесленных и т. п. масс идет и способна идти за эксплуататорами, это показывали до сих пор все революции, Коммуна в том числе (ибо среди версальских войск, о чем "забыл" ученейший Каутский, были и пролетарии).

[Гість Дэнa]

При таком положении вещей предполагать, что при сколько-нибудь глубокой и серьезной революции решает дело просто-напросто отношение большинства к меньшинству, есть величайшее тупоумие, есть самый глупенький предрассудок дюжинного либерала, есть обман масс, сокрытие от них заведомой исторической правды. Эта историческая правда состоит в том, что правилом является при всякой глубокой революции долгое, упорное, отчаянное сопротивление эксплуататоров, сохраняющих в течение ряда лет крупные фактические преимущества над эксплуатируемыми. Никогда - иначе, как в сладенькой фантазии сладенького дурачка Каутского - эксплуататоры не подчинятся решению большинства эксплуатируемых, не испробовав в последней, отчаянной битве, в ряде битв своего преимущества.

[Гість Дэнa]

Переход от капитализма к коммунизму есть целая историческая эпоха. Пока она не закончилась, у эксплуататоров неизбежно остается надежда на реставрацию, а эта надежда превращается в попытки реставрации. И после первого серьезного поражения, свергнутые эксплуататоры, которые не ожидали своего свержения, не верили в него, не допускали мысли о нем, с удесятеренной энергией, с бешеной страстью, с ненавистью, возросшей во сто крат, бросаются в бой за возвращение отнятого "рая", за их семьи, которые жили так сладко и которые теперь "простонародная сволочь" осуждает на разорение и нищету (или на "простой" труд...). А за эксплуататорами-капиталистами тянется широкая масса мелкой буржуазии, про которую десятки лет исторического опыта всех стран свидетельствуют, что она шатается и колеблется, сегодня идет за пролетариатом, завтра пугается трудностей переворота, впадает в панику от первого поражения или полупоражения рабочих, нервничает, мечется, хныкает, перебегает из лагеря в лагерь... как наши меньшевики и эсеры.

 

И при таком положении вещей, в эпоху отчаянной, обостренной войны, когда историей ставятся на очередь дня вопросы о бытии или небытии вековых и тысячелетних привилегий, - толковать о большинстве и меньшинстве, о чистой демократии, о ненадобности диктатуры, о равенстве эксплуататора с эксплуатируемым!! Какая бездна тупоумия, какая пропасть филистерства нужна для этого!

[Гість Дэнa]

Но десятилетия сравнительно "мирного" капитализма, 1871-1914 годов, накопили в прилаживающихся к оппортунизму социалистических партиях авгиевы конюшни филистерства, узколобия, ренегатства...

 

* * *

[Гість Дэнa]

Читатель заметил, вероятно, что Каутский в приведенной выше цитате из его книги говорит о посягательстве на всеобщее избирательное право (называя его - в скобках будь замечено - глубоким источником могучего морального авторитета, тогда как Энгельс по поводу той же Парижской Коммуны и по поводу того жe вопроса о диктатуре говорит об авторитете вооруженного народа против буржуазии; характерно сравнить взгляд филистера и революционера на "авторитет"...).

 

Надо заметить, что вопрос о лишении эксплуататоров избирательного права есть чисто русский вопрос, а не вопрос о диктатуре пролетариата вообще. Если бы Каутский, не лицемеря, озаглавил свою брошюру "Против большевиков", тогда это заглавие соответствовало бы содержанию брошюры и тогда Каутский имел бы право говорить прямо об избирательном праве. Но Каутский захотел выступить прежде всего как "теоретик". Он озаглавил свою брошюру: "Диктатура пролетариата" вообще. Он говорит о Советах и о России специально лишь во второй части брошюры, начиная с 6-го параграфа ее. В первой же части (из которой мною и взята цитата) речь идет о демократии и диктатуре вообще. Заговорив об избирательном праве, Каутский выдал себя, как полемиста против большевиков, ни во грош не ставящего теорию. Ибо теория, т. е. рассуждение об общих (а не национально-особых) классовых основах демократии и диктатуры, должна говорить не о специальном вопросе, вроде избирательного права, а об общем вопросе: может ли быть демократия сохранена и для богатых, и для эксплуататоров в исторический период свержения эксплуататоров и замены их государства государством эксплуатируемых? Так и только так может ставить вопрос теоретик. Мы знаем пример Коммуны, мы знаем все рассуждения основателей марксизма в связи с нею и по поводу нее. На оснований этого материала я разбирал, например, вопрос о демократии и диктатуре в своей брошюре "Государство и революция", написанной до Октябрьского переворота. Об ограничении избирательного права я не говорил ни слова. И теперь надо сказать, что вопрос об ограничении избирательного права есть национально-особый, а не общий вопрос диктатуры. К вопросу об ограничении избирательного права надо подходить, изучая особые условия русской революции, особый путь ее развития. В дальнейшем изложении это и будет сделано. Но было бы ошибкой заранее ручаться, что грядущие пролетарские революции в Европе непременно дадут, все или большинство, ограничение избирательного права для буржуазии. Это может быть так. После войны и после опыта русской революции это, вероятно, будет так, но это необязательно для осуществления диктатуры, это не составляет необходимого признака логического понятия диктатуры, это не входит необходимым условием в историческое и классовое понятие диктатуры.

 

Необходимым признаком, обязательным условием диктатуры является насильственное подавление эксплуататоров как класса и, следовательно, нарушение "чистой демократии", т. е. равенства и свободы, по отношению к этому классу.

 

Так и только так может быть поставлен вопрос теоретически. И Каутский тем, что он не поставил так вопроса, доказал, что выступает против большевиков не как теоретик, а как сикофант оппортунистов и буржуазии.

 

В каких странах, при каких национальных особенностях того или иного капитализма будет применено (исключительно или преимущественно) то или иное ограничение, нарушение демократии для эксплуататоров, это - вопрос о национальных особенностях того или иного капитализма, той или иной революции. Теоретический вопрос стоит иначе, он стоит так: возможна ли диктатура пролетариата без нарушения демократии по отношению к классу эксплуататоров?

 

Каутский именно этот, теоретически единственно важный и существенный, вопрос обошел. Каутский приводил всякие цитаты из Маркса и Энгельса, кроме тех, которые относятся к данному вопросу и которые приведены мной выше.

 

Каутский разговаривал обо всем, что угодно, обо всем, что приемлемо для либералов и буржуазных демократов, что не выходит из их круга идей, - кроме главного, кроме того, что пролетариат не может победить, не сломив сопротивления буржуазии, не подавив насильственно своих противников, и что там, где есть "насильственное подавление", где нет "свободы", конечно, нет демократии. Этого Каутский не понял.

[Гість Дэнa]

Перейдем к опыту русской революции и к тому расхождению между Совдепами и Учредительным собранием, которое (расхождение) привело к роспуску учредилки и к лишению буржуазии избирательного права.

 

СОВЕТЫ НЕ СМЕЮТ ПРЕВРАЩАТЬСЯ В ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ОРГАНИЗАЦИИ.

 

Советы, это - русская форма пролетарской диктатуры. Если бы теоретик-марксист, пишущий работу о диктатуре пролетариата, действительно изучал это явление (а не повторял мелкобуржуазные ламентации против диктатуры, как делает Каутский, перепевая меньшевистские мелодии), то такой теоретик дал бы общее определение диктатуры, а затем рассмотрел бы ее особую, национальную, форму, Советы, дал бы критику их, как одной из форм диктатуры пролетариата.

 

Понятно, что от Каутского, после его либеральной "обработки" учения Маркса о диктатуре, ждать чего-либо серьезного нельзя. Но в высшей степени характерно посмотреть, как же он подошел к вопросу о том, что такое Советы, и как он справился с этим вопросом.

 

Советы, пишет он, вспоминая их возникновение в 1905 году, создали такую "форму пролетарской организации, которая была наиболее всеобъемлющей (umfassendste) из всех, ибо она обнимала всех наемных рабочих" (стр. 31). В 1905 году они были только местными корпорациями, в 1917 году стали всероссийским объединением.

[Гість Дэнa]

"Уже теперь, - продолжает Каутский, - советская организация имеет за собой великую и славную историю. А предстоит ей еще более могучая и притом не только в одной России. Везде оказывается, что против гигантских сил, которыми распоряжается в экономическом и политическом отношениях финансовый капитал, недостаточны" (versagen; это немецкое выражение немножко сильнее, чем "недостаточны", и немножко слабее, чем "бессильны") "прежние методы экономической и политической борьбы пролетариата. От них нельзя отказаться, они остаются необходимыми для нормальных времен, но от времени до времени перед ними встают такие задачи, выполнить которые они не в силах, такие задачи, когда успех обещает только соединение всех политических и экономических орудий силы рабочего класса"

[Гість Дэнa]

Следует рассуждение о массовой стачке и о том, что "бюрократия профессиональных союзов", столь же необходимая, как профессиональные союзы, "не годится, чтобы руководить такими могучими массовыми битвами, которые все более становятся знамением времени..."

 

...Таким образом, - заключает Каутский, - советская организация есть одно из важнейших явлений нашего времени. Она обещает приобрести решающее значение в великих решительных битвах между капиталом и трудом, к которым мы идем навстречу.

 

Но вправе ли мы требовать от Советов еще большего? Большевики, которые после ноябрьской (по новому стилю, т. е., по-нашему, октябрьской) революции 1917 года приобрели вместе с левыми социалистами-революционерами большинство в русских Советах рабочих депутатов, перешли после разгона Учредительного собрания к тому, чтобы из Совета, который был до тех пор боевой организацией одного класса, сделать государственную организацию. Они уничтожили демократию, которую русский народ завоевал в мартовской (по новому стилю, по-нашему, в февральской) революции. Соответственно этому, большевики перестали называть себя социал-демократами. Они называют себя коммунистами"

[Гість Дэнa]

Кто знает русскую меньшевистскую литературу, тот сразу видит, как рабски переписывает Каутский Мартова, Аксельрода, Штейна и К°. Именно "рабски", ибо Каутский до смешного искажает факты в угоду меньшевистским предрассудкам. Каутский не позаботился, например, справиться у своих информаторов, вроде берлинского Штейна или стокгольмского Аксельрода, когда подняты были вопросы о переименовании большевиков в коммунисты и о значении Советов как государственных организаций. Если бы Каутский навел эту простую справку, он не написал бы строк, вызывающих смех, ибо оба эти вопроса подняты были большевиками в апреле 1917 года, например, в моих "тезисах" 4 апреля 1917 года[23], т. е. задолго до Октябрьской революции 1917 года (не говоря уж о разгоне учредилки 5 января 1918 года).

 

Но выписанное мною полностью рассуждение Каутского есть гвоздь всего вопроса о Советах. Гвоздь именно в том, должны ли Советы стремиться к тому, чтобы стать государственными организациями (большевики в апреле 1917 года выдвинули лозунг: "вся власть Советам" и на конференции партии большевиков в том же апреле 1917 года большевики заявили, что не удовлетворяются буржуазной парламентарной республикой, а требуют рабоче-крестьянской республики типа Коммуны или типа Советов); - или Советы не должны стремиться к этому, не должны брать власти в руки, не должны становиться государственными организациями, а должны оставаться "боевыми организациями" одного "класса" (как выражался Мартов, благовидно прикрашивая своим невинным пожеланием тот факт, что Советы были под меньшевистским руководством орудием подчинения рабочих буржуазии).

 

Каутский повторил рабски слова Мартова, взяв обрывки из теоретического спора большевиков с меньшевиками и перенеся эти обрывки, без критики и без смысла, на общетеоретическую, общеевропейскую почву. Вышла такая каша, которая у каждого сознательного русского рабочего, если бы он ознакомился с приведенным рассуждением Каутского, вызвала бы гомерический смех.

 

Таким же смехом будут встречать Каутского все европейские рабочие (кроме горстки закоренелых социал-империалистов), когда мы им объясним, в чем тут дело.

 

Каутский оказал Мартову медвежью услугу, доведя до абсурда, с необыкновенной наглядностью, ошибку Мартова. В самом деле, посмотрите, что вышло у Каутского.

 

Советы обнимают всех наемных рабочих. Против финансового капитала прежние методы экономической и политической борьбы пролетариата недостаточны. Советам предстоит великая роль не только в России. Они сыграют решающую роль в великих решающих битвах между капиталом и трудом в Европе. Так говорит Каутский.

 

Прекрасно. "Решающие битвы между капиталом и трудом", не решают ли они вопроса о том, какой из этих классов завладеет государственной властью?

 

Ничего подобного. Боже упаси.

 

В "решающих" битвах Советы, охватывающие всех наемных рабочих, не должны становиться государственной организацией!

 

А что такое государство?

 

Государство есть не что иное, как машина для подавления одного класса другим.

[Гість Дэнa]

Итак, угнетенный класс, авангард всех трудящихся и эксплуатируемых в современном обществе, должен стремиться к "решающим битвам между капиталом и трудом", но не должен трогать той машины, посредством которой капиталом подавляется труд! - Не должен ломать этой машины! - Не должен своей всеобъемлющей организации использовать для подавления эксплуататоров!

 

Великолепно, превосходно, господин Каутский! "Мы" признаем классовую борьбу, - как ее признают все либералы, т. е. без низвержения буржуазии...

 

Вот где полный разрыв Каутского и с марксизмом и с социализмом становится явным. Это - переход, фактически, на сторону буржуазии, которая готова допустить все, что угодно, кроме превращения организаций угнетенного ею класса в государственные организации. Здесь уже Каутскому никак не спасти своей, все примиряющей, от всех глубоких противоречий отделывающейся фразами, позиции.

[Гість Дэнa]

Либо Каутский отказывается от всякого перехода государственной власти в руки рабочего класса, либо он допускает, чтобы рабочий класс брал в руки старую, буржуазную, государственную машину, но никоим образом не допускает, чтобы он сломал, разбил ее, заменив новою, пролетарскою. Так или этак "толковать" и "разъяснять" рассуждение Каутского, в обоих случаях разрыв с марксизмом и переход на сторону буржуазии очевиден.

 

Еще в "Коммунистическом Манифесте", говоря о том, какое государство нужно победившему рабочему классу, Маркс писал: "государство, т.е. организованный как господствующий класс пролетариат"[24]. Теперь является человек с претензией, что он продолжает быть марксистом, и заявляет, что организованный поголовно и ведущий "решающую борьбу" с капиталом пролетариат не должен делать своей классовой организации государственною. "Суеверная вера в государство", про которую Энгельс в 1891 году писал, что она "перешла в Германии в общее сознание буржуазии и даже многих рабочих"[25], - вот что обнаружил здесь Каутский. Боритесь, рабочие, - "соглашается" наш филистер (на это "согласен" и буржуа, раз рабочие все равно борются и приходится думать лишь о том, как сломать острие их меча), - боритесь, но не смейте побеждать! Не разрушайте государственной машины буржуазии, не ставьте на место буржуазной "государственной организации" пролетарскую "государственную организацию"!

[Гість Дэнa]

Кто всерьез разделял марксистский взгляд, что государство есть не что иное, как машина для подавления одного класса другим, кто сколько-нибудь вдумался в эту истину, тот никогда не мог бы договориться до такой бессмыслицы, что пролетарские организации, способные победить финансовый капитал, не должны превращаться в государственные организации. Именно в этом пункте и сказался мелкий буржуа, для которого государство "все же таки" есть нечто внеклассовое или надклассовое. Почему бы, в самом деле, позволено было пролетариату, "одному классу", вести решающую войну с капиталом, который господствует не только над пролетариатом, но над всем народом, над всей мелкой буржуазией, над всем крестьянством, - но не позволено было пролетариату, "одному классу", превращать свою организацию в государственную? Потому, что мелкий буржуа боится классовой борьбы и не доводит ее до конца, до самого главного.

[Гість Дэнa]

Каутский запутался совершенно и выдал себя с головой. Заметьте: он признал сам, что Европа идет навстречу к решающим битвам между капиталом и трудом и что прежние методы экономической и политической борьбы пролетариата недостаточны. А эти методы как раз и состояли в использовании буржуазной демократии. Следовательно?..

 

Каутский побоялся додумать, что из этого следует.

 

...Следовательно, только реакционер, враг рабочего класса, прислужник буржуазии, может размалевывать теперь прелести буржуазной демократии и болтать о чистой демократии, поворачиваясь лицом к отжившему прошлому. Буржуазная демократия была прогрессивна по отношению к средневековью, и использовать ее надо было. Но теперь она недостаточна для рабочего класса. Теперь надо смотреть не назад, а вперед, к замене буржуазной демократии пролетарскою. И если подготовительная работа к пролетарской революции, обучение и формирование пролетарской армии были возможны (и необходимы) в рамках буржуазно-демократического государства, то, раз дошло дело до "решающих битв", ограничивать пролетариат этими рамками - значит быть изменником пролетарского дела, значит быть ренегатом.

 

Каутский попал в особенно смешной просак, ибо повторил довод Мартова, не заметив, что у Мартова этот довод опирается на другой довод, которого у Каутского нет! Мартов говорит (а Каутский за ним повторяет), что Россия еще не дозрела до социализма, из чего естественно вытекает: рано еще превращать Советы из органов борьбы в государственные организации (читай: своевременно обращать Советы, при помощи меньшевистских вождей, в органы подчинения рабочих империалистской буржуазии). Каутский же не может сказать прямо, что Европа не дозрела до социализма. Каутский писал в 1909 году, когда он еще не был ренегатом, что преждевременной революции теперь бояться нельзя, что изменником был бы тот, кто из боязни поражения отказался бы от революции. Отречься прямо от этого Каутский не решается. И выходит такая бессмыслица, которая всю глупость и трусость мелкого буржуа разоблачает до конца: с одной стороны, Европа зрела для социализма и идет к решающим битвам труда с капиталом, - а с другой стороны, боевую организацию (т. е. складывающуюся, растущую, крепнущую в борьбе), организацию пролетариата, авангарда и организатора, вождя угнетенных, нельзя превращать в государственную организацию!

[Гість Дэнa]

В практически-политическом отношении идея, что Советы необходимы, как боевая организация, но не должны превращаться в государственные организации, еще бесконечно более нелепа, чем в теоретическом. Даже в мирное время, когда нет налицо революционной ситуации, массовая борьба рабочих с капиталистами, например, массовая стачка, вызывает страшное озлобление с обеих сторон, чрезвычайную страстность борьбы, постоянные ссылки буржуазии на то, что она остается и хочет оставаться "хозяином в доме" и т. п. А во время революции, когда политическая жизнь кипит, такая организация, как Советы, охватывающая всех рабочих всех отраслей промышленности, затем всех солдат и все трудящееся и беднейшее сельское население, - такая организация сама собою, ходом борьбы, простой "логикой" натиска и отпора неизбежно приходит к постановке вопроса ребром. Попытка занять серединную позицию, "примирить" пролетариат и буржуазию, является тупоумием и терпит жалкий крах: так было в России с проповедью Мартова и других меньшевиков, так же неизбежно будет и в Германии и в других странах, если Советы разовьются сколько-нибудь широко, успеют объединиться и укрепиться. Сказать Советам: боритесь, но не берите сами в руки всей государственной власти, не становитесь государственными организациями - значит проповедовать сотрудничество классов и "социальный мир" пролетариата с буржуазией. Смешно и думать о том, чтобы такая позиция в ожесточенной борьбе могла привести к чему-либо, кроме позорного краха. Сиденье между двух стульев - вечная судьба Каутского. Он делает вид, что ни в чем не согласен с оппортунистами в теории, а на самом деле он во всем существенном (то есть во всем, что относится к революции) согласен с ними на практике.

[Гість Дэнa]

УЧРЕДИТЕЛЬНОЕ СОБРАНИЕ И СОВЕТСКАЯ РЕСПУБЛИКА.

 

Вопрос об Учредительном собрании и его разгоне большевиками - гвоздь всей брошюры Каутского. К этому вопросу он возвращается постоянно. Кивками на то, как большевики "уничтожили демократию" (см. выше в одной цитате из Каутского), переполнено все произведение идейного вождя II Интернационала. Вопрос, действительно, интересный и важный, ибо соотношение буржуазной и пролетарской демократии здесь предстало перед революцией практически. Посмотрим же, как рассматривает этот вопрос наш "теоретик-марксист".

 

Он цитирует "тезисы об Учредительном собрании", которые были написаны мной и опубликованы в "Правде" 26.XII.19l7[См. Сочинения, 5 изд., том 35, стр. 162-166. Ред.]. Казалось бы, лучшего доказательства серьезного подступа к делу со стороны Каутского, с документами в руках, и ожидать нельзя. Но взгляните, как цитирует Каутский. Он не говорит, что этих тезисов было 19, он не говорит, что в них был поставлен вопрос как о соотношении обычной буржуазной республики с Учредительным собранием и республики Советов, так и об истории расхождения в нашей революции Учредительного собрания с диктатурой пролетариата. Каутский обходит все это и просто заявляет читателю, что "особенно важны из них (из этих тезисов) два": один - что эсеры раскололись после выборов в Учредительное собрание, но до его созыва (Каутский молчит о том, что это - тезис пятый), другой - что республика Советов вообще более высокая демократическая форма, чем Учредительное собрание (Каутский молчит о том, что это - тезис третий).

[Гість Дэнa]

И вот, только из этого третьего тезиса Каутский цитирует полностью частицу его, именно, следующее положение:

 

"Республика Советов является не только формой более высокого типа демократических учреждений (по сравнению с обычной, буржуазной республикой при Учредительном собрании, как венце ее), но и единственной формой, способной обеспечить наиболее безболезненный(Между прочим. Это выражение "наиболее безболезненный" переход Каутский цитирует многократно, покушаясь, очевидно, на иронию. Но так как покушение это с негодными средствами, то Каутский через несколько страниц совершает передержку и цитирует фальшиво: "безболезненный" переход! Конечно, такими средствами подсунуть противнику бессмыслицу не трудно. Передержка помогает также обойти довод по существу: наиболее безболезненный переход к социализму возможен лишь при поголовной организации бедноты (Советы) и при содействии центра государственной власти (пролетариата) такой организации.) переход к социализму" (Каутский опускает слово "обычной" и вступительные слова тезиса: "для перехода от буржуазного строя к социалистическому, для диктатуры пролетариата").

 

Процитировав эти слова, Каутский с великолепной иронией восклицает:

 

"Жаль только, что к этому выводу пришли лишь после того, как оказались в меньшинстве в Учредительном собрании. Раньше никто не требовал его более бурно, чем Ленин".

 

Так сказано буквально на стр. 31-ой книги Каутского! Ведь это же перл! Только сикофант буржуазии мог представить дело так лживо, чтобы читатель получил впечатление, будто все разговоры большевиков о более высоком типе государства суть выдумка, появившаяся на свет после того, как большевики оказались в меньшинстве в Учредительном собрании!! Столь гнусную ложь мог сказать только негодяй, продавшийся буржуазии, или, что совершенно одно и то же, доверившийся П. Аксельроду и скрывающий своих информаторов.

[Гість Дэнa]

Ибо всем известно, что я в первый же день своего приезда в Россию, 4. IV. 1917, прочел публично тезисы, в которых заявил о превосходстве государства типа Коммуны над буржуазной парламентарной республикой. Я заявлял это потом неоднократно в печати, например, в брошюре о политических партиях, которая была переведена на английский и появилась в Америке в январе 1918 года в нью-йоркской газете "Evening Post"[26]. Мало того. Конференция партии большевиков в конце апреля 1917 года приняла резолюцию о том, что пролетарско-крестьянская республика выше буржуазной парламентарной республики, что наша партия последнею не удовлетворится, что программа партии должна быть соответственно изменена[27].

 

Как назвать после этого выходку Каутского, уверяющего немецких читателей, будто я бурно требовал созыва Учредительного собрания и лишь после того, как большевики остались в нем в меньшинстве, стал "умалять" честь и достоинство Учредительного собрания? Чем можно извинить такую выходку?(Кстати сказать: подобной меньшевистской лжи очень много в брошюре Каутского! Это - памфлет озлобленного меньшевика.) Тем, что Каутский не знал фактов? Но тогда зачем было ему браться писать о них? или почему бы не заявить честно, что я, Каутский, пишу на основании сведений от меньшевиков Штейна и П. Аксельрода с К°? Каутский желает претензией на объективность прикрыть свою роль прислужника обиженных на свое поражение меньшевиков.

 

Однако это только цветочки. Ягодки впереди будут.

[Гість Дэнa]

Допустим, что Каутский не пожелал или не мог (??) получить от своих информаторов перевода большевистских резолюций и заявлений по вопросу о том, удовлетворяются ли они буржуазной парламентарной демократической республикой. Допустим даже это, хотя это и невероятно. Но ведь тезисы-то мои от 26. XII. 1917 Каутский прямо упоминает на стр. 30-ой своей книги.

 

Эти-то тезисы знает Каутский полностью, или из них он знает только то, что ему перевели Штейны, Аксельроды и К°? Каутский цитирует третий тезис по коренному вопросу о том, сознавали ли большевики до выборов в Учредительное собрание и говорили ли они народу, что республика Советов выше буржуазной республики. Но Каутский умалчивает о 2-ом тезисе.

 

А второй тезис гласит:

 

"Выставляя требование созыва Учредительного собрания, революционная социал-демократия с самого начала революции 1917 года неоднократно подчеркивала, что республика Советов является более высокой формой демократизма, чем обычная, буржуазная республика с Учредительным собранием" (курсив мой).

 

Чтобы представить большевиков беспринципными людьми, "революционными оппортунистами" (это выражение, не помню, в какой связи, употребляет где-то в своей книге Каутский), господин Каутский скрыл от немецких читателей, что в тезисах есть прямая ссылка на "неоднократные" заявления!

[Гість Дэнa]

Таковы те мелкие, мизерные и презренные приемы, которыми оперирует господин Каутский. От теоретического вопроса он таким образом увернулся.

 

Верно это или нет, что буржуазно-демократическая парламентарная республика стоит ниже, чем республика типа Коммуны или типа Советов? В этом гвоздь, а Каутский это обошел. Все то, что дал Маркс в анализе Парижской Коммуны, Каутский "забыл". Он "забыл" и письмо Энгельса к Бебелю от 28.III.1875, в котором особенно наглядно и вразумительно выражена та же мысль Маркса: "Коммуна не была уже государством в собственном смысле слова"[28].

 

Вот вам самый выдающийся теоретик II Интернационала, который в специальной брошюре о "Диктатуре пролетариата", специально рассуждая о России, где прямо и неоднократно поставлен вопрос о форме государства, более высокого, чем демократически-буржуазная республика, замалчивает этот вопрос. Чем же это отличается на деле от перехода на сторону буржуазии?

 

(Заметим в скобках, что и здесь Каутский плетется в хвосте русских меньшевиков. У них людей, знающих "все цитаты" из Маркса и Энгельса, сколько угодно, но ни один меньшевик с апреля 1917 г. до октября 1917 г. и с октября 1917 г. до октября 1918 г. ни разу не попробовал разобрать вопроса о государстве типа Коммуны. Плеханов тоже обошел этот вопрос. Пришлось, верно, помолчать.)

 

Само собою разумеется, что разговаривать о разгоне Учредительного собрания[29] с людьми, которые называют себя социалистами и марксистами, но на деле переходят к буржуазии по главному вопросу, по вопросу о государстве типа Коммуны, значило бы метать бисер перед свиньями. Достаточно будет напечатать в приложении к настоящей брошюре мои тезисы об Учредительном собрании полностью. Из них читатель увидит, что вопрос был поставлен 26. XII. 1917 г. и теоретически, и исторически, и практически-политически.

 

Если Каутский, как теоретик, совершенно отрекся от марксизма, то он мог бы, как историк, рассмотреть вопрос о борьбе Советов с Учредительным собранием. Мы знаем из многих работ Каутского, что он умел быть марксистским историком, что такие работы его останутся прочным достоянием пролетариата, несмотря на позднейшее ренегатство. Но по данному вопросу Каутский и как историк отворачивается от истины, игнорирует общеизвестные факты, поступает как сикофант. Ему хочется представить большевиков беспринципными, и он рассказывает, как пробовали большевики смягчить конфликт с Учредительным собранием, прежде чем разогнать его. Решительно ничего дурного тут нет, отрекаться нам не от чего; тезисы я печатаю полностью, и в них сказано яснее ясного: господа колеблющиеся мелкие буржуа, засевшие в Учредительном собрании, либо миритесь с пролетарской диктатурой, либо мы вас "революционным путем" победим (тезисы 18 и 19).

[Гість Дэнa]

Так всегда поступал и так всегда будет поступать действительно революционный пролетариат по отношению к колеблющейся мелкой буржуазии.

 

Каутский стоит в вопросе об Учредительном собрании на формальной точке зрения. В тезисах у меня сказано ясно и многократно, что интересы революции стоят выше формальных прав Учредительного собрания (см. тезисы 16 и 17). Формально-демократическая точка зрения и есть точка зрения буржуазного демократа, который не признает, что интерес пролетариата и пролетарской классовой борьбы стоит выше. Каутский, как историк, не мог бы не признать, что буржуазные парламенты являются органами того или иного класса. Но теперь Каутскому понадобилось (для грязного дела отречения от революции) забыть марксизм, и Каутский не ставит вопроса, органом какого класса было Учредительное собрание в России. Каутский не разбирает конкретной обстановки, ему не хочется посмотреть на факты, он ни слова не говорит немецким читателям о том, что в тезисах дано не только теоретическое освещение вопроса об ограниченности буржуазной демократии (тезисы №№ 1-3), не только конкретные условия, определившие несоответствие партийных списков половины октября 1917 года с действительностью в декабре 1917 года (тезисы №№ 4-6), но и история классовой борьбы и гражданской войны в октябре - декабре 1917 года (тезисы №№ 7-15). Из этой конкретной истории мы сделали вывод (тезис № 14), что лозунг "вся власть Учредительному собранию" стал на деле лозунгом кадетов и калединцев и их пособников.

[Гість Дэнa]

Историк Каутский этого не замечает. Историк Каутский никогда не слыхал о том, что всеобщее избирательное право дает иногда мелкобуржуазные, иногда реакционные и контрреволюционные парламенты. Историк-марксист Каутский не слыхал о том, что одно дело - форма выборов, форма демократии, другое дело - классовое содержание данного учреждения. Этот вопрос о классовом содержании Учредительного собрания прямо поставлен и разрешен в моих тезисах. Возможно, что мое разрешение неверно. Ничто не было бы для нас так желательно, как марксистская критика нашего анализа со стороны. Вместо того, чтобы писать совсем глупые фразы (их много у Каутского) насчет того, будто кто-то мешает критике большевизма, Каутскому следовало бы приступить к такой критике. Но в том-то и дело, что критики у него нет. Он даже и не ставит вопроса о классовом анализе Советов, с одной стороны, и Учредительного собрания, с другой. И поэтому нет возможности спорить, дискутировать с Каутским, а остается только показать читателю, почему нельзя Каутского назвать иначе, как ренегатом.

[Гість Дэнa]

Расхождение Советов с Учредительным собранием имеет свою историю, которую не мог бы обойти даже историк, не стоящий на точке зрения классовой борьбы. Каутский и этой фактической истории не пожелал коснуться. Каутский скрыл от немецких читателей тот общеизвестный факт (который теперь скрывают лишь злостные меньшевики), что Советы и при господстве меньшевиков, т. е. с конца февраля до октября 1917 года, расходились с "общегосударственными" (т. е. буржуазными) учреждениями. Каутский стоит, в сущности, на точке зрения примирения, согласования, сотрудничества пролетариата и буржуазии; как бы Каутский ни отрекался от этого, но такая его точка зрения есть факт, подтверждаемый всей брошюрой Каутского. Не надо было разгонять Учредительного собрания, это и значит: не надо было доводить до конца борьбу с буржуазией, не надо было свергать ее, надо было примириться пролетариату с буржуазией.

[Гість Дэнa]

Почему же Каутский умолчал о том, что меньшевики занимались этим мало почтенным делом с февраля по октябрь 1917 года и ничего не достигли? Если было возможно помирить буржуазию с пролетариатом, почему же при меньшевиках примирение не удалось, буржуазия держалась в стороне от Советов, Советы назывались (меньшевиками) "революционной демократией", а буржуазия - "цензовыми элементами"?

[Гість Дэнa]

Каутский скрыл от немецких читателей, что именно меньшевики в "эпоху" (II-Х 1917 г.) своего господства называли Советы революционной демократией, тем самым признавая их превосходство над всеми прочими учреждениями. Только благодаря сокрытию этого факта у историка Каутского вышло так, что расхождение Советов с буржуазией не имеет своей истории, что оно явилось сразу, внезапно, беспричинно, в силу дурного поведения большевиков. А на деле как раз более чем полугодовой (для революции это - громадный срок) опыт меньшевистского соглашательства, попыток примирения пролетариата с буржуазией и убедил народ в бесплодности этих попыток и оттолкнул пролетариат от меньшевиков.

[Гість Дэнa]

Советы - прекрасная, имеющая великое будущее, боевая организация пролетариата, признается Каутский. Раз так, вся позиция Каутского разваливается, как карточный домик или как мечтание мелкого буржуа о том, чтобы обойтись без острой борьбы пролетариата с буржуазией. Ибо вся революция есть сплошная и притом отчаянная борьба, а пролетариат есть передовой класс всех угнетенных, фокус и центр всех стремлений всех и всяких угнетенных к своему освобождению. Советы - орган борьбы угнетенных масс - естественно, отражали и выражали настроения и перемену взглядов этих масс неизмеримо быстрее, полнее, вернее, чем какие бы то ни было другие учреждения (в этом, между прочим, один из источников того, почему советская демократия есть высший тип демократии).

 

Советы успели с 28 февраля (старого стиля) по 25 октября 1917 года созвать два всероссийских съезда гигантского большинства населения России, всех рабочих и солдат, семи или восьми десятых крестьянства, не считая массы местных, уездных, городских, губернских и областных съездов. За это время буржуазия не успела созвать ни одного учреждения, представляющего большинство (кроме явно поддельного, издевательского, озлобившего пролетариат, "Демократического совещания"[30]). Учредительное собрание отразило то же настроение масс, ту же политическую группировку, что первый (июньский) Всероссийский съезд Советов[31]. Ко времени созыва Учредительного собрания (январь 1918 года) состоялся второй съезд Советов (октябрь 1917 года)[32] и третий (январь 1918 года)[33], причем оба они показали яснее ясного, что массы полевели, революционизировались, отвернулись от меньшевиков и эсеров, перешли на сторону большевиков, то есть отвернулись от мелкобуржуазного руководства, от иллюзий соглашения с буржуазией и перешли на сторону пролетарской революционной борьбы за свержение буржуазии. Следовательно, одна уже внешняя история Советов показывает неизбежность разгона Учредительного собрания и реакционность его. Но Каутский твердо стоит на своем "лозунге": пусть гибнет революция, пусть буржуазия торжествует над пролетариатом, лишь бы процветала "чистая демократия"! Fiat justitia, pereat mundus![Пусть свершится правосудие, хотя бы погиб мир! Ред.]

 

Вот краткие итоги Всероссийских съездов Советов в истории русской революции:

 

Всероссийские съезды Советов

Число делегатов

Из них большевиков

%

 

 

большевиков

 

1-ый (3. VI. 1917)

790

103

13%

 

2-ой (25. X. 1917)

675

343

51%

 

3-ий (10. I. 1918)

710

434

61%

 

4-ый (14. III. 1918)[34]

1232

795

64%

 

 

5-ый (4. VII. 1918)[35]

1164

773

66%

 

Достаточно взглянуть на эти цифры, чтобы понять, почему защита Учредительного собрания или речи (вроде речей Каутского) о том, что большевики не имеют за собой большинства населения, встречаются у нас только смехом.

[Гість Дэнa]

СОВЕТСКАЯ КОНСТИТУЦИЯ.

Как я уже указывал, лишение буржуазии избирательных прав не составляет обязательного и необходимого признака диктатуры пролетариата. И в России большевики, задолго до Октября выставившие лозунг такой диктатуры, не говорили заранее о лишении эксплуататоров избирательных прав. Эта составная часть диктатуры явилась на свет не "по плану" какой-либо партии, а выросла сама собой в ходе борьбы. Историк Каутский этого, конечно, не заметил. Он не понял, что буржуазия, еще при господстве меньшевиков (соглашателей с буржуазией) в Советах, сама отделила себя от Советов, бойкотировала их, противопоставляла себя им, интриговала против них. Советы возникли без всякой конституции и больше года (с весны 1917 до лета 1918) жили без всякой конституции. Озлобление буржуазии против самостоятельной и всемогущей (ибо всех охватывающей) организации угнетенных, борьба - притом самая беззастенчивая, корыстная, грязная - борьба буржуазии против Советов, наконец, явное участие буржуазии (от кадетов до правых эсеров, от Милюкова до Керенского) в корниловщине, - все это подготовило формальное исключение буржуазии из Советов.

 

Каутский о корниловщине слыхал, но он плюет величественно на исторические факты и ход, формы борьбы, определяющие формы диктатуры: при чем тут факты, в самом деле, раз речь идет о "чистой" демократии? "Критика" Каутского, направленная против отнятия избирательных прав у буржуазии, отличается поэтому такой... сладенькой наивностью, которая была бы умилительна, если бы исходила от ребенка, и которая вызывает отвращение, когда исходит от лица, официально еще не признанного слабоумным.

 

"...Если бы капиталисты при всеобщем избирательном праве оказались незначительным меньшинством, то они скорее бы помирились со своей судьбой" (33)... Неправда ли, мило? Умный Каутский много раз видал в истории и вообще прекрасно знает из наблюдения живой жизни таких помещиков и капиталистов, которые считаются с волей большинства угнетенных. Умный Каутский твердо стоит на точке зрения "оппозиции", т. е. на точке зрения внутрипарламентской борьбы. Он так и пишет буквально: "оппозиция" (стр. 34 и мн. др.).

 

О, ученый историк и политик! Не мешало бы вам знать, что "оппозиция" есть понятие мирной и только парламентской борьбы, то есть понятие, соответствующее нереволюционной ситуации, понятие, соответствующее отсутствию революции. В революции речь идет о беспощадном враге в гражданской войне - никакие реакционные иеремиады мелкого буржуа, боящегося такой войны, как боится ее Каутский, не изменят этого факта. Рассматривать с точки зрения "оппозиции" вопросы беспощадной гражданской войны, когда буржуазия идет на все преступления - пример версальцев и их сделки с Бисмарком говорит кое-что для всякого человека, который относится к истории не как гоголевский Петрушка, - когда буржуазия призывает на помощь иностранные государства и интригует с ними против революции, это - комизм. Революционный пролетариат должен, подобно "путаницы советнику" Каутскому, одеть ночной колпак и рассматривать буржуазию, которая организует дутовские, красновские и чешские контрреволюционные восстания, которая платит миллионы саботажникам, - рассматривать ее как легальную "оппозицию". О, глубокомыслие!

 

Каутского интересует исключительно формально-юридическая сторона дела, так что, читая его рассуждения о Советской конституции, невольно вспоминаешь слова Бебеля: юристы, это - насквозь реакционные люди. "В действительности, - пишет Каутский, - капиталистов одних нельзя сделать бесправными. Кто такой капиталист в юридическом смысле? Имущий? Даже в такой далеко ушедшей по пути экономического прогресса стране, как Германия, пролетариат которой столь многочисленен, учреждение Советской республики сделало бы политически бесправными большие массы. В 1907 году в Германской империи число занятых промысловым трудом и их семей в трех больших группах - сельское хозяйство, промышленность и торговля - составляло около 35 миллионов в группе служащих и наемных рабочих, а в группе самостоятельных 17 миллионов. Следовательно, партия вполне может быть большинством среди наемных рабочих, но меньшинством в населении" (стр. 33).

 

Вот - один из образчиков рассуждений Каутского. Ну разве же это не контрреволюционное хныканье буржуа? Почему вы всех "самостоятельных" зачислили в бесправных, господин Каутский, когда вы прекрасно знаете, что громаднейшее большинство русских крестьян наемных рабочих не держит, значит, прав не лишается? Разве это не фальсификация?

 

Почему вы, ученый экономист, не привели хорошо известных вам и имеющихся в той же немецкой статистике 1907 года данных о наемном труде в сельском хозяйстве по группам хозяйств? Почему вы не показали немецким рабочим, читателям вашей брошюры, этих данных, из коих было бы видно, сколько эксплуататоров, как немного эксплуататоров из всего числа "сельских хозяев" по немецкой статистике?

 

Потому что ваше ренегатство сделало вас простым сикофантом буржуазии.