Так хочется проклясть русских

[Гість не прилично умный]

Меня на протяжении почти 10 лет делали ЧМОм сотрудники полиция России, сотрудники прокуратуры, участники движения Идущие вместе.

 

Мне надо сбежать из России.

 

У меня два образования и есть опыт работы по специальности, есть хорошее здоровье и английский разговорный язык.

 

 

На какой хрен мне далась Канада? Решил продать квартиру в Москве и купить квартиру в Одессе. Получить вид на жительство на Украине и выучить украинский язык.

 

 

Так хочется проклясть русских... Я ведь украинец, я Багратион по маме, а по папе - украинец.

 

 

 

 

 

 

Будьте вы прокляты русские как народ, я проклинаю вас как старший офицер ордена Восточных тамплиеров и как родственник Богов.

 

 

Чтобы вы кончили очень плохо и не было у вас потомков.

 

 

Будьте вы прокляты.

[GiRaFo.chka]

Меня на протяжении почти 10 лет делали ЧМОм сотрудники полиция России, сотрудники прокуратуры, участники движения Идущие вместе.

 

Мне надо сбежать из России.

 

У меня два образования и есть опыт работы по специальности, есть хорошее здоровье и английский разговорный язык.

 

 

На какой хрен мне далась Канада? Решил продать квартиру в Москве и купить квартиру в Одессе. Получить вид на жительство на Украине и выучить украинский язык.

Вы знаете, вы, пожалуйста, так не расстраивайтесь! Всё еще образуется! Просто вы морально истрёпаны и много думаете. Надо жить легче. И зачем непременно в Одессу? Там всё время заливает и вообще- не лучший город для проживания. Лучше куда-нибудь в центральные районы или севернее. Там спокойно. Но чиновники ведь везде одинаковы. И из нормального сумасшедшего сделают.

Знаете, есть такая поговорка : "От себя не убежишь". Но, если уж так невмоготу, можно и переехать. Только сейчас не образования ценятся, а какая-нибудь практическая специальность. Программист, к примеру, или что-нибудь руками вы умеете делать? И потом, зависит от возраста.. Если вам больше 40-ка: - у нас непросто найти работу. Но если вы москвич, то может вам проще куда-то просто переехать в другую область? Подальше? Это ведь легче, чем менять гражданство.

В общем, не торопитесь и главное- не огорчайтесь так! Бог милостив. Вам просто отдохнуть надо.

[Дэна]

Вы знаете, вы, пожалуйста, так не расстраивайтесь! Всё еще образуется! Просто вы морально истрёпаны и много думаете. Надо жить легче. И зачем непременно в Одессу? Там всё время заливает и вообще- не лучший город для проживания. Лучше куда-нибудь в центральные районы или севернее. Там спокойно. Но чиновники ведь везде одинаковы. И из нормального сумасшедшего сделают.

Знаете, есть такая поговорка : "От себя не убежишь". Но, если уж так невмоготу, можно и переехать. Только сейчас не образования ценятся, а какая-нибудь практическая специальность. Программист, к примеру, или что-нибудь руками вы умеете делать? И потом, зависит от возраста.. Если вам больше 40-ка: - у нас непросто найти работу. Но если вы москвич, то может вам проще куда-то просто переехать в другую область? Подальше? Это ведь легче, чем менять гражданство.

В общем, не торопитесь и главное- не огорчайтесь так! Бог милостив. Вам просто отдохнуть надо.

:lol: :lol:

[Sven]

Меня на протяжении почти 10 лет делали ЧМОм сотрудники полиция России, сотрудники прокуратуры, участники движения Идущие вместе.

 

Мне надо сбежать из России.

 

У меня два образования и есть опыт работы по специальности, есть хорошее здоровье и английский разговорный язык.

 

На какой хрен мне далась Канада? Решил продать квартиру в Москве и купить квартиру в Одессе. Получить вид на жительство на Украине и выучить украинский язык.

 

Так хочется проклясть русских... Я ведь украинец, я Багратион по маме, а по папе - украинец.

 

Будьте вы прокляты русские как народ, я проклинаю вас как старший офицер ордена Восточных тамплиеров и как родственник Богов.

 

 

Чтобы вы кончили очень плохо и не было у вас потомков.

 

Будьте вы прокляты.

Чувак, ото тебе торкнуло

Досить курити план

[GiRaFo.chka]

Алексей Навальный приговорен к пяти годам колонии общего режима

В Ленинском районном суде города Кирова вынесен приговор оппозиционеру и зарегистрированному кандидату в мэры Москвы Алексею Навальному. Его признали виновным в организации растраты имущества предприятия «Кировлес» в особо крупном размере. Суд назначил Навальному наказание в виде лишения свободы сроком на пять лет в исправительной колонии общего режима.

 

Бывший руководитель «Вятской лесной компании» Петр Офицеров приговорен к четырем годам колонии. Кроме того, обоих подсудимых приговорили к штрафу в 500 тысяч рублей. Судья Сергей Блинов заявил, что вина подсудимых доказана полностью и постановил взять подсудимых под стражу. Из зала суда Навального и Офицерова вывел конвой.

Адвокаты подсудимых уже заявили о готовности обжаловать приговор в вышестоящей инстанции. На подачу кассационной жалобы у них есть 10 дней, после чего еще 30 дней будет у Кировского областного суда на рассмотрение жалобы.

 

 

 

Во Путькин даёт! Прям Ванька Грозный.. Опричников только не хватает.

[Гість джин]

Чувак, ото тебе торкнуло

Досить курити план

Да там уже внутривенное прослеживается ;)

[Дэна]

Алексей Навальный приговорен к пяти годам колонии общего режима

В Ленинском районном суде города Кирова вынесен приговор оппозиционеру и зарегистрированному кандидату в мэры Москвы Алексею Навальному. Его признали виновным в организации растраты имущества предприятия «Кировлес» в особо крупном размере. Суд назначил Навальному наказание в виде лишения свободы сроком на пять лет в исправительной колонии общего режима.

 

Бывший руководитель «Вятской лесной компании» Петр Офицеров приговорен к четырем годам колонии. Кроме того, обоих подсудимых приговорили к штрафу в 500 тысяч рублей. Судья Сергей Блинов заявил, что вина подсудимых доказана полностью и постановил взять подсудимых под стражу. Из зала суда Навального и Офицерова вывел конвой.

Адвокаты подсудимых уже заявили о готовности обжаловать приговор в вышестоящей инстанции. На подачу кассационной жалобы у них есть 10 дней, после чего еще 30 дней будет у Кировского областного суда на рассмотрение жалобы.

 

 

 

Во Путькин даёт! Прям Ванька Грозный.. Опричников только не хватает.

У нас тоже норм :Юля надолго засела. :lol:

[Эдуардыч]

У нас тоже норм :Юля надолго засела. :lol:

А это бабка на двое сказала... Такое впечатление на сегодняшний момент, что Тимошенко сама решает, то-ли согласиться выехать в Германию, то-ли подождать и остаться в Украине выжидая более приемлемого освобождения. Вообще, если покапаться по нашим циркулярам, то ей по моему уже смело можно (по срокам пребывания в лечебном учреждении) оформлять инвалидность по первой группе и на этом милом основании выйти из заключения и на законных основаниях остаться в Украине.

[Ева_vl]

А это бабка на двое сказала... Такое впечатление на сегодняшний момент, что Тимошенко сама решает, то-ли согласиться выехать в Германию, то-ли подождать и остаться в Украине выжидая более приемлемого освобождения. Вообще, если покапаться по нашим циркулярам, то ей по моему уже смело можно (по срокам пребывания в лечебном учреждении) оформлять инвалидность по первой группе и на этом милом основании выйти из заключения и на законных основаниях остаться в Украине.

Вопрос окончательно в пользу ЮВТ должен решиться осенью.

[flamen]

:o

Вопрос окончательно в пользу ЮВТ должен решиться осенью.

Данные из достоверных источников? По идее да в ближайшее время должны освободить.Дальнейшее ее содержание на зоне может дорого стоить Януку в отношениях с тем же ЕС.

[Дэна]

А это бабка на двое сказала... Такое впечатление на сегодняшний момент, что Тимошенко сама решает, то-ли согласиться выехать в Германию, то-ли подождать и остаться в Украине выжидая более приемлемого освобождения. Вообще, если покапаться по нашим циркулярам, то ей по моему уже смело можно (по срокам пребывания в лечебном учреждении) оформлять инвалидность по первой группе и на этом милом основании выйти из заключения и на законных основаниях остаться в Украине.

Это только впечатление. Все зависит оттого, что предпочтет власть: ЕС или ТС. Могут и выпустить, ведь Юля теперь все равно не сможет баллотироваться на Президента ( и слава Богу), а судимость ей вряд ли снимут.

П.С. Спинная грыжа тянет на 2 группу и маловероятно, что это является причиной для освобождения.

[flamen]

А Навального уже выпустили:

Оппозиционер, кандидат в мэры Москвы Алексей Навальный и экс-директор "Вятской лесной компании" Петр Офицеров освобождены в зале суда под подписку о невыезде. Таким образом, судья Кировского областного суда Игнатий Ембасинов удовлетворил апелляционное представление областной прокуратуры.

[Zloi Tatarin]

Меня на протяжении почти 10 лет делали ЧМОм сотрудники полиция России, сотрудники прокуратуры, участники движения Идущие вместе.

 

Мне надо сбежать из России.

 

У меня два образования и есть опыт работы по специальности, есть хорошее здоровье и английский разговорный язык.

 

 

На какой хрен мне далась Канада? Решил продать квартиру в Москве и купить квартиру в Одессе. Получить вид на жительство на Украине и выучить украинский язык.

 

 

Так хочется проклясть русских... Я ведь украинец, я Багратион по маме, а по папе - украинец.

 

 

 

 

 

 

Будьте вы прокляты русские как народ, я проклинаю вас как старший офицер ордена Восточных тамплиеров и как родственник Богов.

 

 

Чтобы вы кончили очень плохо и не было у вас потомков.

 

 

Будьте вы прокляты.

Бог с тобой, полоумный...

 

Бесов дихлофосом пробовал травить??)))

 

Украинец, мля... Придумает же себе идиот новую версию своей судьбы...))) Балбес, одним словом...

 

Тьфу...

[Дэна]

Меня на протяжении почти 10 лет делали ЧМОм сотрудники полиция России, сотрудники прокуратуры, участники движения Идущие вместе.

 

Мне надо сбежать из России.

 

У меня два образования и есть опыт работы по специальности, есть хорошее здоровье и английский разговорный язык.

 

 

На какой хрен мне далась Канада? Решил продать квартиру в Москве и купить квартиру в Одессе. Получить вид на жительство на Украине и выучить украинский язык.

 

 

Так хочется проклясть русских... Я ведь украинец, я Багратион по маме, а по папе - украинец.

 

 

 

Будьте вы прокляты русские как народ, я проклинаю вас как старший офицер ордена Восточных тамплиеров и как родственник Богов.

 

 

Чтобы вы кончили очень плохо и не было у вас потомков.

 

 

Будьте вы прокляты.

Если как родственник Богов, то ...само собой...это оччччччень серьезно.

[Ева_vl]

Чувак, ото тебе торкнуло

Досить курити план

Лучший ответ +++

[Гість Дэнa]

Александр Солженицын «моложе» XX века. Но хотя писатель родился лишь в 1918 г., случилось так, что именно ему выпало подводить итоги целого столетия русской истории.

 

Именно Солженицыну, как никому другому, удалось художественно отобразить и осмыслить этот уникальный, ни на что другое не похожий бытийный феномен в качестве сверхсложного семантического целого. Лишь во второй половине XX века, когда уходит в прошлое время интуитивных предчувствий и предвестий, наступает подлинно эпическая эпоха глобальных художественных обобщений и осмысления всего «сюжета XX столетия» как единой саморазвивающейся бытийной целостности. Естественно, что новые возможности породили и новые художественные задачи, требующие решения. Поэтому творчество Александра Солженицына явилось мощным и вполне закономерным ответом на вызов времени, естественным порождением культурно-исторической ситуации конца XX века, когда подведение итогов столетия становится настоятельнейшей необходимостью, ибо без адекватного осмысления нашего прошлого невозможно и понимание только еще формирующейся реальности новой эпохи.

 

Но для того чтобы взяться за такое, нужны особые человеческие качества. Нужна нравственная стойкость, большая внутренняя сила, широта взгляда, подлинная неординарность и глубина восприятия. Нужно очень многое понять и многому научиться. В немалой степени этому способствовали и жизненные обстоятельства.

 

Солженицын окончил физико-математический факультет Ростовского университета, а перед советско-германской войной — два курса заочного отделения МИФЛИ, приобретя очень важные для него навыки творческого синтеза естественнонаучного и гуманитарного типов мышления.

 

Потом — война, а в 1945 — арест за непочтительные характеристики И.В. Сталина в переписке со старым школьным другом. Последовавшее затем заключение радикально изменило мировосприятие Солженицына.

 

 

Перед ним открылась чудовищная изнанка советской жизни, и это открытие оказалось для писателя исключительно важным. А потом — смертельная, запущенная еще в лагере раковая болезнь, и через несколько лет — неожиданное полное исцеление.

 

Первые публикации в журнале «Новый мир», и почти мгновенно пришедшая всемирная известность. Затем — немыслимый в эпоху 1960 х гг. грандиозный бунт против советской тоталитарной системы, Нобелевская премия по литературе (1970), провокации со стороны КГБ, попытка убийства писателя, публикация на Западе «Архипелага ГУЛАГа», насильственная высылка из СССР в 1974 г., создание в том же году «Русского Общественного Фонда помощи заключенным и их семьям», в который с тех пор, по распоряжению Солженицына, перечисляются все гонорары за издание книги «Архипелаг ГУЛАГ» во всем мире. Потом — конфликты с западной леволиберальной интеллектуальной элитой, долгие годы напряженной и в высшей степени плодотворной творческой работы в изгнании. А затем, в 1994 — возвращение в Россию, но не с запада, как «принято», а через Дальний Восток, с другой стороны. И как всегда — независимость от каких бы то ни было партийных и идеологических пристрастий, подлинный, непоказной демократизм и редкая даже по масштабам русской литературы глубина интеллектуального восприятия действительности.

 

Все это так или иначе вело писателя к его главной художественной задаче: вся совокупность художественных текстов Солженицына стала по-своему целостным художественно-историческим метаповествованием о трагической судьбе России в XX веке, причем одним из важнейших сюжетов этого грандиозного текста оказывается история поэтапного разрушения и гибели уникальной культуры многомиллионного русского крестьянства (и неисчислимого множества самих крестьян).

 

 

Эта острейшая внутренняя потребность быть голосом прежде всего тех, кто сам о своей беде громко и внятно рассказать не в состоянии, — стержневая этическая мотивация всего солженицынского творчества: «<…> мужики — народ бессловесный, бесписьменный, ни жалоб не написали, ни мемуаров. <…>

 

Пролился этот поток, всосался в вечную мерзлоту, и даже самые горячие умы о нём почти не вспоминают. Как если бы русскую совесть он даже и не поранил», — с горечью замечает писатель.

 

 

И поэтому отнюдь не случайно, что самое первое обнародованное Солженицыным произведение, рассказ «Один день Ивана Денисовича» (1959; 1 я публ. «Новый мир», 1962, № 11), было посвящено изображению лагерной судьбы простого русского крестьянина. «Лагерь глазами мужика, очень народная вещь», — эти слова редактора отдела прозы «Нового мира» А.С. Берзер, обращенные к главному редактору журнала А.Т. Твардовскому, содержали не только адекватную характеристику тематики данного произведения, но и фактически указывали на то главное, что, по крайней мере, на время сблизило таких разных людей, как Солженицын, Твардовский и Хрущев, по личному распоряжению которого «крамольный» рассказ и был опубликован (правда, для этого понадобилось еще и специальное решение Политбюро ЦК КПСС). Позже писатель охарактеризует эту ситуацию так: «Не скажу, что такой точный план, но верная догадка-предчувствие у меня в том и была: к этому мужику Ивану Денисовичу не могут остаться равнодушны верхний мужик Александр Твардовский и верховой мужик Никита Хрущёв. Так и сбылось: даже не поэзия и даже не политика решили судьбу моего рассказа, а вот эта его доконная мужицкая суть, столько у нас осмеянная, потоптанная и охаянная с Великого Перелома, да и поранее».

 

Однако любовь к крестьянам не побуждает Солженицына к их идеализации. И поэтому далеко не случайно, что уже в рассказе «Матрёнин двор» (1959; 1 я публ. «Новый мир», 1963, № 1) автор не только показывает судьбу одинокой сельской праведницы, но и вполне недвусмысленно говорит о почти полном разорении и уничтожении той духовно-нравственной крестьянской «почвы», которая Солженицыну так близка и которая неизменно оказывалась живительной культурно-религиозной средой для лучших русских писателей XIX века. Именно поэтому писатель с такой горечью говорит о роковых трансформациях русского национального характера в советскую эпоху: «Селективным противоотбором, избирательным уничтожением всего яркого, отметного, что выше уровнем, — большевики планомерно меняли русский характер, издёргали его, искрутили. Об истаянии народной нравственности под большевицким гнётом я достаточно написал <…>. <…> Давние черты русского характера — какие добрые потеряны, а какие уязвимые развились — они и сделали нас беззащитными в испытаниях XX века». Не случайно и первоначальное название этого рассказа: «Не стоит село без праведника»: гибель Матрёны — это гибель еще одной малой частички той русской народной «почвы», без культурно-этической связи с которой, убежден писатель, не выстоять не только одному селу, но и всей России.

 

Эти «почвенные» интенции проявляются и в романе Солженицына «В круге первом» (1955–1968), центральный автобиографический герой которого, Глеб Нержин, узник «шарашки» (закрытого НИИ МГБ), становится другом простого мужика, дворника Спиридона. Товарищи Глеба иронически называют эти его действия «хождением в народ». Но отчасти и благодаря общению со Спиридоном, Нержин находит в себе силы не поддаться искушению стать одним из бесчисленных прислужников тоталитарной власти, твердо определив границы подлинного патриотизма: служение России несовместимо со служением коммунистической тирании.

 

Этот же вопрос волнует и другого героя романа, Иннокентия Володина, молодого и преуспевающего советского дипломата, который жертвует собой, пытаясь воспрепятствовать попаданию атомной бомбы в руки Сталина. Внешне это выглядит как «антипатриотический» поступок, однако Володин понимает:

 

безумные интернационалистские цели большевиков (мировая революция) абсолютно несовместимы с интересами России.

[Гість Дэнa]

«Архипелаг ГУЛАГ» — художественно-историческое произведение Александра Солженицына о репрессиях в СССР в период с 1918 по 1956 годы. Основано на рассказах очевидцев со всего СССР, документах и личном опыте автора.

 

ГУЛАГ — аббревиатура от Главное Управление ЛАГерей, название «Архипелаг ГУЛАГ» — аллюзия на «Остров Сахалин» А. П. Чехова.

 

«Архипелаг ГУЛАГ» был написан Солженицыным в СССР тайно в период с 1958 до 1968 года (закончен 22 февраля 1967 года), первый том опубликован в Париже в декабре 1973 года.

 

Информацию для этого труда Солженицыну предоставили, как указывалось в первых изданиях, 227 человек.

В издании 2007 года (Екатеринбург, издательство У-Фактория) впервые раскрыт список «свидетелей архипелага, чьи рассказы, письма, мемуары и поправки использованы при создании этой книги», включающий 257 имён. Некоторые фрагменты текста были написаны знакомыми Солженицына (в частности, Г. П. Тэнно и В. В. Ивановым).

 

Гонорары и роялти от продажи романа переводились в Русский общественный фонд Александра Солженицына, откуда впоследствии передавались тайно в СССР для оказания помощи политическим заключённым и их семьям.

Вопреки распространённому мнению, присуждение Солженицыну Нобелевской премии по литературе в 1970 году прямо не связано с «Архипелагом ГУЛАГ», а звучит так: «За нравственную силу, с которой он следовал непреложным традициям русской литературы».

 

В СССР «Архипелаг» был полностью опубликован в 1990 году

 

(впервые отобранные автором главы были опубликованы в журнале «Новый мир», 1989, № 7—11). Последние дополнительные примечания и некоторые незначительные исправления внесены автором в 2005 году и учтены в екатеринбургском (2007 года) и последующих изданиях. К этому же изданию Н. Г. Левицкой и А. А. Шумилиным при участии Н. Н. Сафонова впервые составлен именной указатель.

 

Словосочетание «Архипелаг ГУЛАГ» стало нарицательным, часто используется в публицистике и художественной литературе, в первую очередь по отношению к пенитенциарной системе СССР 1920-х — 1950-х годов. Отношение к «Архипелагу ГУЛАГ» (как и к самому А. И. Солженицыну) и в XXI веке остаётся весьма противоречивым, поскольку отношение к советскому периоду, Октябрьской революции, репрессиям, личностям В. И. Ленина и И. В. Сталина сохраняет политическую остроту.

 

9 сентября 2009 года «Архипелаг ГУЛАГ» внесли в обязательную школьную программу по литературе для старшеклассников.

[Гість Дэнa]

Часть первая. Тюремная промышленность

"В эпоху диктатуры и окруженные со всех сторон врагами, мы иногда
проявляли ненужную мягкость, ненужную мягкосердечность".

Крыленко, речь на процессе "Промпартии"

--------

Глава 1. Арест



Как попадают на этот таинственный Архипелаг? Туда ежечасно летят
самолеты, плывут корабли, гремят поезда -- но ни единая надпись на них не
указывает места назначения. И билетные кассиры, и агенты Совтуриста и
Интуриста будут изумлены, если вы спросите у них туда билетик. Ни всего
Архипелага в целом, ни одного из бесчисленных его островков они не знают, не
слышали.
Те, кто едут Архипелагом управлять -- попадают туда через училища МВД.
Те, кто едут Архипелаг охранять -- призываются через военкоматы.
А те, кто едут туда умирать, как мы с вами, читатель, те должны пройти
непременно и единственно -- через арест.
Арест!! Сказать ли, что это перелом всей вашей жизни? Что это прямой
удар молнии в вас? Что это невмещаемое духовное сотрясение, с которым не
каждый может освоится и часто сползает в безумие?
Вселенная имеет столько центров, сколько в ней живых существ. Каждый из
нас -- центр вселенной и мироздание раскалывается, когда вам шипят: "Вы
арестованы!"
Если уж вы арестованы -- то разве еще что-нибудь устояло в этом
землетрясении?
Но затмившимся мозгом не способные охватить этих перемещений
мироздания, самые изощренные и самые простоватые из нас не находятся и в
этот миг изо всего опыта жизни выдавить что-нибудь иное, кроме как:
-- Я?? За что?!? --

[Гість Дэнa]

Арест -- это мгновенный разительный переброс, перекид, перепласт из

одного состояния в другое.

По долгой кривой улице нашей жизни мы счастливо неслись или несчастливо

брели мимо каких-то заборов, заборов, заборов -- гнилых деревянных,

глинобитных дувалов, кирпичных, бетонных, чугунных оград. Мы не задумывались

-- что' за ними? Ни глазом, ни разумением мы не пытались за них заглянуть --

а там-то и начинается страна ГУЛаг, совсем рядом, в двух метрах от нас. И

еще мы не замечали в этих заборах несметного числа плотно подогнанных,

хорошо замаскированных дверок, калиток. Все, все эти калитки были

приготовлены для нас! -- и вот распахнулась быстро роковая одна, и четыре

белых мужских руки, не привыкших к труду, но схватчивых, уцепляют нас за

ногу, за руку, за воротник, за шапку, за ухо -- вволакивают как куль, а

калитку за нами, калитку в нашу прошлую жизнь, захлопывают навсегда.

Все. Вы -- арестованы!

И нич-ч-чего вы не находитесь на это ответить, кроме ягнячьего блеяния:

-- Я-а?? За что??..

Вот что такое арест: это ослепляющая вспышка и удар, от которых

настоящее разом сдвигается в прошедшее, а невозможное становится

полноправным настоящим.

И все.И ничего больше вы не способны усвоить ни в первый час, ни в

первые даже сутки.

[Гість Дэнa]

Еще померцает вам в вашем отчаянии цирковая игрушечная луна: "Это

ошибка! Разберутся!"

Все же остальное, что сложилось теперь в традиционное и даже

литературное представление об аресте, накопится и состроится уже не в вашей

смятенной памяти, а в памяти вашей семьи и соседей по квартире.

Это -- резкий ночной звонок или грубый стук в дверь. Это -- бравый вход

невытираемых сапог бодрствующих оперативников. Это -- за спинами их

напуганный прибитый понятой. (А зачем этот понятой? -- думать не смеют

жертвы, не помнят оперативники, но положено по инструкции, и надо ему всю

ночь просидеть, а к утру расписаться. И для выхваченного из постели понятого

это тоже мука: ночь за ночью ходить и помогать арестовывать своих соседей и

знакомых).

Традиционный арест -- это еще сборы дрожащими руками для уводимого:

смены белья, куска мыла, какой-то еды, и никто не знает, что' надо, что'

можно и ка'к лучше одеть, а оперативники торопят и обрывают: "Ничего не

надо. Там накормят. Там тепло". (Все лгут. А торопят -- для страху.)

Традиционный арест -- это еще потом, после увода взятого бедняги,

многочасовое хозяйничанье в квартире жесткой чужой подавляющей силы. Это --

взламывание, вскрывание, сброс и срыв со стен, выброс на пол из шкафов и

столов, вытряхивание, рассыпание, разрывание -- и нахламление горами на

полу, и хруст под сапогами. И ничего святого нет во время обыска! При аресте

паровозного машиниста Иношина в комнате стоял гробик с его только что

умершим ребенком. Юристы выбросили ребенка из гробика, они искали и там. И

вытряхивают больных из постели, и разбинтовывают повязки. И ничто во время

обыска не может быть признано нелепым!

[Гість Дэнa]

У любителя старины Четвертухина

захватили "столько-то листов царских указов" -- именно, указ об окончании

войны с Наполеоном, об образовании Священного Союза, и молебствие против

холеры 1830-го года. У нашего лучшего знатока Тибета Вострикова изъяли

драгоценные тибетские древние рукописи (и ученики умершего еле вырвали их из

КГБ через 30 лет!). При аресте востоковеда Невского забрали тангутские

рукописи (а через 25 лет за расшифровку их покойному посмертно присуждена

ленинская премия). У Каргера замели архив енисейских остяков, запретили

изобретнную им письменность и букварь -- и остался народец без

письменности. Интеллигентным языком это долго все описывать, а народ говорит

об обыске так: ищут, чего не клали.

[Гість Дэнa]

Отобранное увозят, а иногда заставляют нести самого арестованного --

как Нина Александровна Пальчинская потащила за плечом мешок с бумагами и

письмами своего вечно-деятельного покойного мужа, великого инженера России

-- в пасть к НИМ, навсегда, без возврата.

А для оставшихся после ареста -- долгий хвост развороченной

опустошенной жизни. И попытка пойти с передачами. Но изо всех окошек лающими

голосами: "такой не числится", "такого нет!" Да к окошку этому в худые дни

Ленинграда еще надо пять суток толпиться в очереди. И только может быть

через полгода-год сам арестованный аукнется или выбросят: "Без права

переписки". А это уже значит -- навсегда. "Без права переписки" -- это почти

наверняка: расстрелян.

 

 

Так представляем мы себе арест.

И верно, ночной арест описанного типа у нас излюблен, потому что в нем

есть важные преимущества. Все живущие в квартире ущемлены ужасом от первого

же стука в дверь. Арестуемый вырван из тепла постели, он еще весь в

полусонной беспомощности, рассудок его мутен. При ночном аресте оперативники

имеют перевес в силах: их приезжает несколько вооруженных против одного, не

достегнувшего брюк; за время сборов и обыска наверняка не соберется у

подъезда толпа возможных сторонников жертвы. Неторопливая постепенность

прихода в одну квартиру, потом в другую, завтра в третью и в четвертую, дает

возможность правильно использовать оперативные штаты и посадить в тюрьму

многократно больше жителей города, чем эти штаты составляют.

И еще то достоинство у ночных арестов, что ни соседние дома, ни

городские улицы не видят, скольких увезли за ночь. Напугав самых ближних

соседей, они для дальних не событие. Их как бы и не было. По той самой

асфальтной ленте, по которой ночью сновали воронки, -- днем шагает молодое

племя со знаменами и цветами и поет неомраченные песни.

 

 

Но у берущих, чья служба и состоит из одних только арестов, для кого

ужасы арестованных повторительны и докучны, у них понимание арестной

операции гораздо шире. У них -- большая теория, не надо думать в простоте,

что ее нет. Арестознание -- это важный раздел курса общего тюрьмоведения, и

под него подведена основательная общественная теория. Аресты имеют

классификацию по разным признакам: ночные и дневные; домашние, служебные,

путевые; первичные и повторные; расчелененные и групповые. Аресты

различаются по степени требуемой неожиданности, по степени ожидаемого

сопротивления (но в десятках миллионов случаев сопротивления никакого не

ожидалось, как и не было его). Аресты различаются по серьезности заданного

обыска;по необходимости делать или не делать опись для конфискации,

опечатку комнат или квартиры; по необходимости арестовывать вслед за мужем

также и жену, а детей отправлять в детдом, либо весь остаток семьи в ссылку,

либо еще и стариков в лагерь.

[Гість Дэнa]

Нет-нет, аресты очень разнообразны по форме. Ирма Мендель, венгерка,

достала как-то в Коминтерне (1926 год) два билета в Большой Театр, в первые

ряды. Следователь Клегель ухаживал за ней, и она его пригласила. Очень нежно

они провели весь спектакль, а после этого он повез ее... прямо на Лубянку. И

если в цветущий июньский день 1927 года на Кузнецком мосту полнолицую

русокосую красавицу Анну Скрипникову, только что купившую себе синей ткани

на платье, какой-то молодой франт подсаживает на извозчика (а извозчик уже

понимает и хмурится: Органы не заплатят ему) -- то знайте, что это не

любовное свидание, а тоже арест: они завернут сейчас на Лубянку и въедут в

черную пасть ворот. И если (двадцать две весны спустя) кавторанг Борис

Бурковский в белом кителе, с запахом дорогого одеколона, покупает торт для

девушки -- не клянитесь, что этот торт достанется девушке, а не будет

иссечен ножами обыскивающих и внесен кавторангом в его первую камеру. Нет,

никогда у нас не был в небрежении и арест дневной, и арест в пути, и арест в

кипящем многолюдьи. Однако, он исполняется чисто и -- вот удивительно! --

сами жертвы в согласии с оперативниками ведут себя как можно благороднее,

чтобы не дать живущим заметить гибель обреченного.

 

 

 

Не всякого можно арестовывать дома с предварительным стуком в дверь (а

если уж стучит, то "управдом, почтальон"), не всякого следует арестовывать и

на работе. Если арестуемый злоумен, его удобно брать в отрыве от привычной

обстановки -- от своих семейных, от сослуживцев, от единомышленников, от

тайников: он не должен успеть ничего уничтожить, спрятать, передать. Крупным

чинам, военным или партийным, порой давали сперва новое назначение, подавали

салон-вагон, а в пути арестовывали. Какой же нибудь безвестный смертный,

замерший от повальных арестов и уже неделю угнетенный исподлобными взглядами

начальства, -- вдруг вызван в местком, где ему, сияя, преподносят путевку в

сочинский санаторий. Кролик прочувствовался -- значит, его страхи были

напрасны. Он благодарит, он, ликуя, спешит домой собирать чемодан. До поезда

два часа, он ругает неповортливую жену. Вот и вокзал! Еще есть время. В

пассажирском зале или у стойки с пивом его окликает симпатичнейший молодой

человек: "Вы не узнаете меня, Петр Иванович?" Петр Иванович в затруднении:

"Как будто нет, хотя..." Молодой человек изливается таким дружелюбным

расположением: "Ну, как же, как же, я вам напомню..." и почтительно

кланяется жене Петра Ивановича: "Вы простите, Ваш супруг через одну

минутку..." Супруга разрешает, незнакомец уводит Петра Ивановича

доверительно под руку -- навсегда или на десять лет!

А вокзал снует вокруг -- и ничего не замечает... Граждане, любящие

путешествовать! Не забывайте, что на каждом вокзале есть отделение ГПУ и

несколько тюремных камер.

Эта назойливость мнимых знакомых так резка, что человеку без лагерной

волчьей подготовки от неЈ как-то и не отвязаться. Не думайте, что если вы --

сотрудник американского посольства по имени, например, Ал-р Д., то вас не

могут арестовать среди бела дня на улице Горького близ центрального

телеграфа. Ваш незнакомый друг кинется к вам через людскую гущу, распахнув

грабастые руки: "Са-ша! -- не таится, а просто кричит он. -- Керюха! Сколько

лет, сколько зим?!.. Ну, отойдем в сторонку, чтоб людям не мешать". А в

сторонке-то, у края тротуара, как раз "Победа" подъехала... (Через несколько

дней ТАСС будет с гневом заявлять во всех газетах, что компетентным кругам

ничего не известно об исчезновении Ал-ра Д.). Да что тут мудрого? Наши

молодцы такие аресты делали в Брюсселе (так взят Жора Бледнов), не то что в

Москве.

Надо воздать Органам заслуженное: в век, когда речи ораторов,

театральные пьесы и дамские фасоны кажутся вышедшими с конвейера, -- аресты

могут показаться разнообразными. Вас отводят в сторону на заводской

проходной, после того как вы себя удостоверили пропуском -- и вы взяты; вас

берут из военного госпиталя с температурой 39 (Анс Бернштейн), и врач не

возражает против вашего ареста (попробовал бы он возразить); вас берут прямо

с операционного стола, с операции язвы желудка (Н. М. Воробьев, инспектор

крайнаробраза, 1936 г.) -- и еле живого, в крови, привозят в камеру

(вспоминает Карпунич); вы (Надя Левитская) добиваетесь свидания с осужденной

матерью, вам дают его! -- а это оказывается очная ставка и арест! Вас в

"Гастрономе" приглашают в отдел заказов и арестовывают там; вас арестовывает

странник, остановившийся у вас на ночь Христа ради; вас арестовывает монтер,

пришедший снять показания счетчика; вас арестовывает велосипедист,

столкнувшийся с вами на улице; железнодорожный кондуктор, шофер такси,

служащий сберегательной кассы и киноадминистратор -- все они арестовывают

вас, и с опозданием вы видите глубоко запрятанное бордовое удостовереньице.

Иногда аресты кажутся даже игрой -- столько положено на них избыточной

выдумки, сытой энергии, а ведь жертва не сопротивлялась бы и без этого.

Хотят ли оперативники так оправдать свою службу и свою многочисленность?

Ведь кажется достаточно разослать всем намеченным кроликам повестки -- и они

сами в назначенный час и минуту покорно явятся с узелком к черным железным

воротам госбезопасности, чтобы занять участок пола в намеченной для них

камере. (Да колхозников так и берут, неужели еще ехать к его хате ночью по

бездорожью? Его вызывают в сельсовет, там и берут. Чернорабочего вызывают в

контору.)

[Гість Дэнa]

Конечно, у всякой машины свой заглот, больше которого она не может. В

 

натужные налитые 1945-46 годы, когда шли и шли из Европы эшелоны, и их надо

 

было все сразу поглотить и отправить в ГУЛаг, - уже не было этой избыточной

 

игры, сама теория сильно полиняла, облетели ритуальные перья, и выглядел

 

арест десятков тысяч как убогая перекличка: стояли со списками, из одного

 

эшелона выкликали, в другой сажали, и вот это был весь арест.

 

Политические аресты нескольких десятилетий отличались у нас именно тем,

 

что схватывались люди ни в чём не виновные, а потому и не подготовленные ни

 

к какому сопротивлению. Создавалось общее чувство обреченности,

 

представление (при паспортной нашей системе довольно, впрочем, верное), что

 

от ГПУ-НКВД убежать невозможно. И даже в разгар арестных эпидемий, когда

 

люди, уходя на работу, всякий день прощались с семьей, ибо не могли быть

 

уверены, что вернутся вечером, - даже тогда они почти не бежали (а в редких

 

случаях кончали с собой). Что и требовалось. Смирная овца волку по зубам.

[Гість Дэнa]

Это происходило еще от непонимания механики арестных эпидемий. [Органы]

 

чаще всего не имели глубоких оснований для выбора - какого человека

 

арестовать, какого не трогать, а лишь достигали контрольной цифры.

 

Заполнение цифры могло быть закономерно, могло же носить случайный характер.

 

В 1937 году в приемную новочеркасского НКВД пришла женщина спросить: как

 

быть с некормленным сосунком-ребенком её арестованной соседки. "Посидите, -

 

сказали ей, - выясним". Она посидела часа два - её взяли из приемной и

 

отвели в камеру: надо было спешно заполнять число, и не хватало сотрудников

 

рассылать по городу, а эта уже была здесь! Наоборот, к латышу Андрею Павлу

 

под Оршей пришло НКВД его арестовать; он же, не открывая двери, выскочил в

 

окно, успел убежать и прямиком уехал в Сибирь. И хотя жил он там под своей

 

же фамилией, и ясно было по документам, что он - из Орши, он НИКОГДА не был

 

посажен, ни вызван в Органы, ни подвергнут какому-либо подозрению. Ведь

 

существует три вида розыска: всесоюзный, республиканский и областной, и

 

почти по половине арестованных в те эпидемии не стали бы объявлять розыска

 

выше областного. Намеченный к аресту по случайным обстоятельствам, вроде

 

доноса соседа, человек легко заменялся другим соседом. Подобно А. Павлу и

 

люди, случайно попавшие под облаву или на квартиру с засадой и имевшие

 

смелость в те же часы бежать, еще до первого допроса - никогда не ловились

 

и не привлекались; а те, кто оставался дожидаться справедливости - получал

 

срок. И почти все, подавляюще, держались именно так: малодушно, беспомощно,

 

обреченно.

[Гість Дэнa]

Правда и то, что НКВД при отсутствии нужного ему лица, брало подписку о

 

невыезде с родственников и ничего, конечно, не составляло [оформить]

 

оставшихся вместо бежавшего.

 

Всеобщая невиновность порождает и всеобщее бездействие. Может, тебя еще и

 

[не возьмут]? Может, обойдется? А. И. Ладыженский был ведущим преподавателем

 

в школе захолустного Кологрива. В 37-м году на базаре к нему подошел мужик и

 

от кого-то передал: "Александр Иваныч, уезжай, ты [в списках]!" Но он

 

остался: ведь на мне же вся школа держится, и [их] собственные дети у меня

 

учатся - как же они могут меня взять?.. (Через несколько дней арестован.)

 

Не каждому дано, как Ване Левитскому, уже в 14 лет понимать: "Каждый честный

 

человек должен попасть в тюрьму. Сейчас сидит папа, а вырасту я - и меня

 

посадят" (его посадили двадцати трех лет.) Большинство коснеет в мерцающей

 

надежде. Раз ты невиновен - то за что же могут тебя брать? ЭТО ОШИБКА! Тебя

 

уже волокут за шиворот, а ты всё заклинаешь про себя: "Это ошибка!

 

[Разберутся - выпустят]!" Других сажают повально, это тоже нелепо, но там

 

еще в каждом случае остаются потемки: "а может быть [этот] как раз?.." а уж

 

ты! - ты-то наверняка невиновен! Ты еще рассматриваешь [Органы] как

 

учреждение человечески-логичное: разберутся-выпустят.

 

И зачем тебе тогда бежать?.. И как же можно тебе тогда сопротивляться?..

 

Ведь ты только ухудшишь свое положение, ты помешаешь разобраться в ошибке.

 

Не то, что сопротивляться - ты и по лестнице спускаешься на цыпочках, как

 

велено, чтоб соседи не слышали. *

 

И потом - чему именно сопротивляться? Отобранию ли у тебя ремня? Или

 

приказанию отойти в угол? Или переступить через порожек дома? Арест состоит

 

из мелких околичностей, многочисленных пустяков - и ни из-за какого в

 

отдельности как будто нет смысла спорить (когда мысли арестованного вьются

 

вокруг великого вопроса: "за что?!") - а все-то вместе эти околичности

 

неминуемо и складываются в арест.

[Гість Дэнa]

Да мало ли что бывает на душе у свеже-арестованного! - ведь это одно

 

стоит книги. Там могут быть чувства, которых мы и не заподозрим. Когда

 

арестовали в 1921 году 19-летнюю Евгению Дояренко, и три молодых чекиста

 

рылись в её постели, в её комоде с бельем, она оставалась спокойна: ничего

 

нет, ничего и не найдут. И вдруг они коснулись её интимного дневника,

 

которого она даже матери не могла бы показать - и это чтение её строк

 

враждебными чужими парнями поразило её сильней, чем вся Лубянка с её

 

решетками и подвалами. И у многих эти личные чувства и привязанности,

 

поражаемые арестом, могут быть куда сильней страха тюрьмы или политических

 

мыслей.

 

Человек, внутренне не подготовленный к насилию, всегда слабей насильника.

[Гість Дэнa]

Редкие умницы и смельчаки соображают мгновенно. Директор геологического

 

института Академии Наук Григорьев, когда пришли его арестовывать в 1948

 

году, забаррикадировался и два часа жег бумаги.

 

Иногда главное чувство арестованного - облегчение и даже... РАДОСТЬ, но

 

бывало это во времена арестных эпидемий: когда вокруг берут и берут таких,

 

как ты, а за тобой всё что-то не идут, всё что-то медлят - ведь это

 

изнеможение, это страдание хуже всякого ареста и не только для слабой души.

 

Василий Власов, бесстрашный коммунист, которого мы еще помянем не раз,

 

отказавшийся от бегства, предложенного ему беспартийными его помощниками,

 

изнемогал от того, что все руководство Кадыйского района арестовали (1937

 

г.), а его всё не брали, всё не брали. Он мог принять удар только лбом -

 

принял и успокоился, и первые дни ареста чувствовал себя великолепно. -

 

Священник отец Ираклий в 1934 г. поехал в Алма-Ату навестить ссыльных

 

верующих, а тем временем приходили его арестовывать. Когда он возвращался,

 

прихожанки встретили его на вокзале и не допустили домой, 8 лет

 

перепрятывали с квартиры на квартиру. От этой загнанной жизни священник так

 

измучился, что когда его в 1942-м всё-таки арестовали - он радостно пел

 

Богу хвалу.

[Гість Дэнa]

В этой главе мы все говорим о массе, о кроликах, посаженных неведомо за

 

что. Но придется нам в книге еще коснуться и тех, кто и в новое время

 

оставался подлинно [политическим]. Вера Рыбакова,

 

студентка-социал-демократка, на воле [мечтала] о суздальском изоляторе:

 

только там она рассчитывала встретиться со старшими товарищами (на воле их

 

уже не осталось) и там выработать свое мировоззрение. Эсерка Екатерина

 

Олицкая в 1924 году даже считала себя [недостойной] быть посаженной в

 

тюрьму: ведь её прошли лучшие люди России, а она еще молода и еще ничего для

 

России не сделала. Но и [воля] уже изгоняла её из себя. Так обе они шли в

 

тюрьму - с гордостью и радостью.

 

"Сопротивление! Где же было ваше сопротивление? - бранят теперь

 

страдавших те, кто оставался благополучен.

 

Да, начинаться ему отсюда, от самого ареста.

 

Не началось.

 

 

 

И вот - вас [ведут]. При дневном аресте обязательно есть этот короткий

 

неповторимый момент, когда вас - неявно, по трусливому уговору, или

 

совершенно явно, с обнаженными пистолетами - [ведут] сквозь толпу между

 

сотнями таких же невиновных и обреченных. И рот ваш не заткнут. И вам можно

 

и непременно надо было бы КРИЧАТЬ! Кричать, что вы арестованы! что

 

переодетые злодеи ловят людей! что хватают по ложным доносам! что идет

 

глухая расправа над миллионами! И слыша такие выкрики много раз на день и во

 

всех частях города, может быть сограждане наши ощетинились бы? может аресты

 

не стали бы так легки!?

[Гість Дэнa]

В 1927-м году, когда покорность еще не настолько размягчила наши мозги,

 

на Серпуховской площади днем два чекиста пытались арестовать женщину. Она

 

схватила фонарный столб, стала кричать, не даваться. Собралась толпа. (Нужна

 

была такая женщина, но нужна ж была и такая толпа! Прохожие не все потупили

 

глаза, не все поспешили шмыгнуть мимо!) Расторопные эти ребята сразу

 

смутились. Они не могут [работать] при свете общества. Они сели в автомобиль

 

и бежали. (И тут бы женщине сразу на вокзал и уехать! А она пошла ночевать

 

домой. И ночью отвезли её на Лубянку.)

 

Но с [ваших] пересохших губ не срывается ни единого звука, и минующая

 

толпа беспечно принимает вас и ваших палачей за прогуливающихся приятелей.

 

Сам я много раз имел возможность кричать.

 

На одиннадцатый день после моего ареста три смершевца-дармоеда,

 

обремененные четырьмя чемоданами трофеев больше, чем мною (на меня за долгую

 

дорогу они уже положились), привезли меня на Белорусский вокзал Москвы.

 

Назывались они [спецконвой], на самом деле автоматы только мешали им тащить

 

четыре тяжелейших чемодана - добро, награбленное в Германии ими самими и их

 

начальниками из контр-разведки СМЕРШ 2-го Белорусского фронта, и теперь под

 

предлогом конвоирования меня отвозимое семьям в Отечество. Пятый чемодан

 

безо всякой охоты тащил я, в нём везлись мои дневники и творения - улики на

 

меня.