ЭВОЛЮЦИЯ или РЕВОЛЮЦИЯ?

[Гість Дэнa]

Рассмотрим следующую фразу Каутского:

 

".. Но, разумеется, взятое буквально, это слово означает также единовластие одного отдельного лица, не связанного никакими законами..."

 

Подобно слепому щенку, который случайно тычет носом то в одну, то в другую сторону, Каутский нечаянно наткнулся здесь на одну верную мысль (именно, что диктатура есть власть, не связанная никакими законами), но определения диктатуры все же не дал и сказал, кроме того, явную историческую неправду, будто диктатура означает власть одного лица. Это и грамматически неверно, ибо диктаторствовать может и кучка лиц, и олигархия, и один класс, и т. д.

 

Дальше Каутский указывает отличие диктатуры от деспотизма, но, хотя его указание явно неверно, останавливаться на нем мы не будем, ибо это совершенно не относится к интересующему нас вопросу. Известна склонность Каутского от XX века поворачиваться к XVIII, а от XVIII к античной древности, и мы надеемся, что, добившись диктатуры, немецкий пролетариат учтет эту склонность, посадив, скажем, Каутского гимназическим учителем древней истории. От определения диктатуры пролетариата отлынивать посредством умствований о деспотизме есть либо крайняя глупость, либо весьма неискусное мошенничество.

 

В итоге мы получаем, что, взявшись говорить о диктатуре, Каутский наговорил много заведомой неправды, но никакого определения не дал! Он мог бы, не полагаясь на свои умственные способности, прибегнуть к своей памяти и выложить из "ящичков" все случаи, когда Маркс говорит о диктатуре. Он получил бы, наверное, либо следующее, либо по существу совпадающее с ним, определение:

 

Диктатура есть власть, опирающаяся непосредственно на насилие, не связанная никакими законами.

 

Революционная диктатура пролетариата есть власть, завоеванная и поддерживаемая насилием пролетариата над буржуазией, власть, не связанная никакими законами.

[Гість Дэнa]

И вот эту-то простую истину, истину, ясную как божий день для всякого сознательного рабочего (представителя массы, а не верхушечного слоя подкупленной капиталистами мещанской сволочи, каковой являются социал-империалисты всех стран), эту очевидную для всякого представителя эксплуатируемых, борющихся за свое освобождение, эту бесспорную для всякого марксиста истину приходится "войной отвоевывать" у ученейшего господина Каутского! Чем объяснить это? Тем духом лакейства, которым пропитались вожди II Интернационала, ставшие презренными сикофантами на службе у буржуазии.

 

Сначала Каутский совершил подтасовку, заявив явный вздор, будто буквальный смысл слова диктатура означает единоличного диктатора, а потом он - на основании этой подтасовки! - заявляет, что у Маркса, "значит", слова о диктатуре класса имеют не буквальный смысл (а такой, при котором диктатура не означает революционного насилия, а "мирное" завоевание большинства при буржуазной, - это заметьте, - "демократии").

 

Надо отличать, видите ли, "состояние" от "формы правления". Удивительно глубокомысленное различие, совсем вроде того, как если бы мы отличали "состояние" глупости у человека, рассуждающего неумно, от "формы" его глупостей.

 

Каутскому нужно истолковать диктатуру, как "состояние господства" (это выражение буквально употреблено у него на следующей же, 21-ой, странице), ибо тогда исчезает революционное насилие, исчезает насильственная революция. "Состояние господства" есть состояние, в котором бывает любое большинство при... "демократии"! Таким мошенническим фокусом революция благополучно исчезает!

 

Но мошенничество слишком грубое, и Каутского оно не спасет. Что диктатура предполагает и означает "состояние" неприятного для ренегатов революционного насилия одного класса над другим, этого "шила в мешке не утаишь". Вздорность различения "состояния" и "формы правления" всплывает наружу. О форме правления говорить здесь втройне глупо, ибо всякий мальчик знает, что монархия и республика разные формы правления. Господину Каутскому нужно доказывать, что обе эти формы правления, как и все переходные "формы правления" при капитализме, суть лишь разновидности буржуазного государства, т. е. диктатуры буржуазии.

[Гість Дэнa]

Говорить о формах правления, наконец, есть не только глупая, но и аляповатая фальсификация Маркса, который яснее ясного говорит здесь о форме или типе государства, а не о форме правления.

 

Пролетарская революция невозможна без насильственного разрушения буржуазной государственной машины и замены ее новою, которая, по словам Энгельса, "не является уже в собственном смысле государством"[7].

 

Каутскому все это надо замазать и изолгать - этого требует его ренегатская позиция.

 

Посмотрите, к каким жалким уверткам он прибегает.

 

Увертка первая. "...Что Маркс не имел тут в виду формы правления, доказывается тем, что он считал возможным в Англии и Америке мирный переворот, т. е. демократическим путем..."

 

Форма правления тут решительно не при чем, ибо бывают монархии, не типичные для буржуазного государства, например, отличающиеся отсутствием военщины, и бывают республики, вполне в этом отношении типичные, например, с военщиной и с бюрократией. Это общеизвестный исторический и политический факт, и Каутскому не удастся его фальсифицировать.

 

Если бы Каутский хотел серьезно и честно рассуждать, он бы спросил себя: бывают ли исторические законы, касающиеся революции и не знающие исключения? Ответ был бы: нет, таких законов нет. Такие законы имеют в виду лишь типичное, то, что Маркс однажды назвал "идеальным" в смысле среднего, нормального, типичного капитализма.

 

Далее. Было ли в 70-х годах нечто такое, что делало из Англии и Америки исключение в рассматриваемом отношении? Всякому, сколько-нибудь знакомому с требованием науки в области исторических вопросов, очевидно, что этот вопрос необходимо поставить. Не поставить его - значит фальсифицировать науку, значит играть в софизмы. А поставив этот вопрос, нельзя сомневаться в ответе: революционная диктатура пролетариата есть насилие против буржуазии; необходимость же этого насилия в особенности вызывается, как подробнейшим образом и многократно объясняли Маркс и Энгельс (особенно в "Гражданской войне во Франции" и в предисловии к ней), - тем, что существует военщина и бюрократия. Как раз этих учреждений, как раз в Англии и в Америке, как раз в 70-х годах XIX века, когда Маркс делал свое замечание, не было! (А теперь они и в Англии и в Америке есть.)

 

Каутскому приходится буквально мошенничать на каждом шагу, чтобы прикрывать свое ренегатство!

 

И заметьте, как он показал здесь нечаянно свои ослиные уши: он написал: "мирно, т. е. демократическим путем"!!

 

При определении диктатуры Каутский изо всех сил старался спрятать от читателя основной признак этого понятия, именно: революционное насилие. А теперь правда вылезла наружу: речь идет о противоположности мирного и насильственного переворотов.

 

Здесь зарыта собака. Все увертки, софизмы, мошеннические фальсификации для того и нужны Каутскому, чтобы отговориться от насильственной революции, чтобы прикрыть свое отречение от нее, свой переход на сторону либеральной рабочей политики, т. е. на сторону буржуазии. Здесь зарыта собака.

 

"Историк" Каутский так бесстыдно фальсифицирует историю, что "забывает" основное: домонополистический капитализм - а апогеем его были именно 70-ые годы XIX века - отличался, в силу экономических его коренных свойств, которые в Англии и Америке проявились особенно типично, наибольшим сравнительно миролюбием и свободолюбием. А империализм, т. е. монополистический капитализм, окончательно созревший лишь в XX веке, по экономическим его коренным свойствам, отличается наименьшим миролюбием и свободолюбием, наибольшим и повсеместным развитием военщины. "Не заметить" этого, при рассуждении о том, насколько типичен или вероятен мирный или насильственный переворот, значит опуститься до самого дюжинного лакея буржуазии.

 

Увертка вторая. Парижская Коммуна была диктатурой пролетариата, а выбрана она была всеобщим голосованием, т. е. без лишения буржуазии ее избирательных прав, т. е. "демократически". И Каутский торжествует: "...Диктатура пролетариата была, для Маркса" (или: по Марксу), "состоянием, которое с необходимостью вытекает из чистой демократии, если пролетариат составляет большинство" (bei uberwiegendem Proletariat, S. 21).

 

Этот довод Каутского настолько забавен, что, поистине, испытываешь настоящее embarras de richesses (затруднение от обилия... возражений). Во-первых, известно, что цвет, штаб, верхи буржуазии бежали из Парижа в Версаль. В Версале был "социалист" Луи Блан, что, между прочим, показывает лживость утверждения Каутского, будто в Коммуне участвовали "все направления" социализма. Не смешно ли изображать "чистой демократией" с "всеобщим голосованием" разделение жителей Парижа на два воюющих лагеря, один из которых сконцентрировал всю боевую, политически активную буржуазию?

 

Во-вторых, Коммуна боролась с Версалем, как рабочее правительство Франции против буржуазного. Причем же тут "чистая демократия" и "всеобщее голосование", когда Париж решал судьбу Франции? Когда Маркс находил, что Коммуна сделала ошибку, не взяв банка, который принадлежал всей Франции[8], то не исходил ли Маркс из принципов и практики "чистой демократии"??

 

Право же, видно, что Каутский пишет в такой стране, в которой полиция запрещает людям "скопом" смеяться, иначе Каутский был бы убит смехом.

 

В-третьих. Позволю себе почтительно напомнить наизусть знающему Маркса и Энгельса господину Каутскому следующую оценку Коммуны Энгельсом с точки зрения... "чистой демократии":

 

"Видали ли когда-нибудь революцию эти господа" (антиавторитаристы)? "Революция есть, несомненно, самая авторитарная вещь, какая только возможна. Революция есть акт, в котором часть населения навязывает свою волю другой части посредством ружей, штыков, пушек, т. е. средств чрезвычайно авторитарных. И победившая партия по необходимости бывает вынуждена удерживать свое господство посредством того страха, который внушает реакционерам ее оружие. Если бы Парижская Коммуна не опиралась на авторитет вооруженного народа против буржуазии, то разве бы она продержалась дольше одного дня? Не вправе ли мы, наоборот, порицать Коммуну за то, что она слишком мало пользовалась этим авторитетом?"[9].

 

Вот вам и "чистая демократия"! Как бы осмеял Энгельс того пошлого мещанина, "социал-демократа" (в французском смысле - 40-х годов и в общеевропейском - 1914-1918 годов), который вздумал бы вообще говорить о "чистой демократии" в обществе, разделенном на классы!

[Гість Дэнa]

Но довольно. Перечислить все отдельные нелепости, до которых договаривается Каутский, вещь невозможная, ибо у него в каждой фразе бездонная пропасть ренегатства.

 

Маркс и Энгельс подробнейшим образом анализировали Парижскую Коммуну, показали, что ее заслугой была попытка разбить, сломать "готовую государственную машину"[10]. Маркс и Энгельс этот вывод считали столь важным, что только эту поправку внесли в 1872 году к "устарелой" (частями) программе "Коммунистического Манифеста"[11]. Маркс и Энгельс показали, что Коммуна уничтожала армию и чиновничество, уничтожала парламентаризм, разрушала "паразитический нарост - государство" и т. д., а премудрый Каутский, надев ночной колпак, повторяет то, что тысячу раз говорили либеральные профессора, - сказки про "чистую демократию".

 

Недаром сказала Роза Люксембург 4 августа 1914 г., что немецкая социал-демократия теперь есть смердящий труп.

 

Увертка третья. "Если мы говорим о диктатуре, как форме правления, то мы не можем говорить о диктатуре класса. Ибо класс, как мы уже заметили, может только господствовать, но не управлять..." Управляют же "организации" или "партии".

 

Путаете, безбожно путаете, господин "путаницы советник"! Диктатура не есть "форма правления", это смешной вздор. И Маркс говорит не о "форме правления", а о форме или типе государства. Это совсем не то, совсем не то. Совершенно неверно также, что не может управлять класс: такой вздор мог сказать только "парламентский кретин", ничего не видящий, кроме буржуазного парламента, ничего не замечающий, кроме "правящих партий". Любая европейская страна покажет Каутскому примеры управления ее господствующим классом, например, помещиками в средние века, несмотря на их недостаточную организованность.

 

Итог: Каутский извратил самым неслыханным образом понятие диктатуры пролетариата, превратив Маркса в дюжинного либерала, т. е. докатился сам до уровня либерала, который болтает пошлые фразы о "чистой демократии", прикрашивая и затушевывая классовое содержание буржуазной демократии, чураясь всего более революционного насилия со стороны угнетенного класса. Когда Каутский "истолковал" понятие "революционной диктатуры пролетариата" таким образом, что исчезло революционное насилие со стороны угнетенного класса над угнетателями, то в деле либерального искажения Маркса был побит всемирный рекорд. Ренегат Бернштейн оказался щенком по сравнению с ренегатом Каутским.

[Гість Дэнa]

БУРЖУАЗНАЯ И ПРОЛЕТАРСКАЯ ДЕМОКРАТИЯ.

 

Вопрос, безбожно запутанный Каутским, представляется на деле в таком виде.

 

Если не издеваться над здравым смыслом и над историей, то ясно, что нельзя говорить о "чистой демократии", пока существуют различные классы, а можно говорить только о классовой демократии. (В скобках сказать, "чистая демократия" есть не только невежественная фраза, обнаруживающая непонимание как борьбы классов, так и сущности государства, но и трижды пустая фраза, ибо в коммунистическом обществе демократия будет, перерождаясь и превращаясь в привычку, отмирать, но никогда не будет "чистой" демократией.)

 

"Чистая демократия" есть лживая фраза либерала, одурачивающего рабочих. История знает буржуазную демократию, которая идет на смену феодализму, и пролетарскую демократию, которая идет на смену буржуазной.

 

Если Каутский чуть не десятки страниц посвящает "доказательству" той истины, что буржуазная демократия прогрессивна по сравнению с средневековьем и что ее обязательно должен использовать пролетариат в своей борьбе против буржуазии, то это именно либеральная болтовня, одурачивающая рабочих. Не только в образованной Германии, но и в необразованной России это - труизм. Каутский просто пускает "ученый" песок в глаза рабочим, рассказывая с важным видом и о Вейтлинге и об иезуитах в Парагвае, и о многом прочем, чтобы обойти буржуазную сущность современной, т. е. капиталистической, демократии.

 

Каутский берет из марксизма то, что приемлемо для либералов, для буржуазии (критика средневековья, прогрессивная историческая роль капитализма вообще и капиталистической демократии в частности), и выкидывает, замалчивает, затушевывает в марксизме то, что неприемлемо для буржуазии (революционное насилие пролетариата против буржуазии для ее уничтожения). Вот почему Каутский и оказывается неизбежно, в силу его объективного положения и какова бы ни была его субъективная убежденность, лакеем буржуазии.

 

Буржуазная демократия, будучи великим историческим прогрессом по сравнению с средневековьем, всегда остается - и при капитализме не может не оставаться - узкой, урезанной, фальшивой, лицемерной, раем для богатых, ловушкой и обманом для эксплуатируемых, для бедных. Вот этой истины, составляющей существеннейшую составную часть марксистского учения, "марксист" Каутский не понял. Вот в этом - коренном - вопросе Каутский преподносит "приятности" для буржуазии вместо научной критики тех условий, которые делают всякую буржуазную демократию демократией для богатых.

 

Напомним сначала ученейшему господину Каутскому те теоретические заявления Маркса и Энгельса, которые наш начетчик позорно "забыл" (в угоду буржуазии), а потом поясним дело наиболее популярно.

 

Не только древнее и феодальное, но и "современное представительное государство есть орудие эксплуатации наемного труда капиталом" (Энгельс в его сочинении о государстве)[12]. "Так как государство есть лишь преходящее учреждение, которым приходится пользоваться в борьбе, в революции, чтобы насильственно подавить своих противников, то говорить о свободном народном государстве есть чистая бессмыслица: пока пролетариат еще нуждается в государстве, он нуждается в нем не в интересах свободы, а в интересах подавления своих противников, а когда становится возможным говорить о свободе, тогда государство, как таковое, перестает существовать" (Энгельс в письме к Бебелю от 28. III. 1875)[13]. "Государство есть не что иное, как машина для подавления одного класса другим, и в демократической республике ничуть не меньше, чем в монархии" (Энгельс в предисловии к "Гражданской войне" Маркса)[14]. Всеобщее избирательное право есть "показатель зрелости рабочего класса. Дать больше оно не может и никогда не даст в теперешнем государстве" (Энгельс в его сочинении о государстве.[15] Господин Каутский разжевывает необычайно скучно первую часть этого положения, приемлемую для буржуазии. Вторую же, которую мы подчеркнули и которая для буржуазии не приемлема, ренегат Каутский замалчивает!). "Коммуна должна была быть не парламентарной, а работающей корпорацией, в одно и то же время и законодательствующей и исполняющей законы... Вместо того, чтобы один раз в три или шесть лет решать, какой член господствующего класса должен представлять и подавлять (ver- und zertreten) народ в парламенте, вместо этого всеобщее избирательное право должно было служить народу, организованному в коммуны, для того, чтобы подыскивать для своего предприятия рабочих, надсмотрщиков, бухгалтеров, как индивидуальное избирательное право служит для этой цели всякому работодателю" (Маркс в сочинении о Парижской Коммуне "Гражданская война во Франции")[

[Гість Дэнa]

Каждое из этих положений, прекрасно известных ученейшему господину Каутскому, бьет ему в лицо, изобличает все его ренегатство. Во всей брошюре Каутского нет ни капли понимания этих истин. Все содержание его брошюры есть издевательство над марксизмом!

 

Возьмите основные законы современных государств, возьмите управление ими, возьмите свободу собраний или печати, возьмите "равенство граждан перед законом", - и вы увидите на каждом шагу хорошо знакомое всякому честному и сознательному рабочему лицемерие буржуазной демократии. Нет ни одного, хотя бы самого демократического государства, где бы не было лазеек или оговорок в конституциях, обеспечивающих буржуазии возможность двинуть войска против рабочих, ввести военное положение и т. п. "в случае нарушения порядка", - на деле, в случае "нарушения" эксплуатируемым классом своего рабского положения и попыток вести себя не по-рабски. Каутский бесстыдно прикрашивает буржуазную демократию, замалчивая, например, то, что делают наиболее демократические и республиканские буржуа в Америке или Швейцарии против бастующих рабочих.

 

О, мудрый и ученый Каутский об этом молчит! Он не понимает, этот ученый политический деятель, что молчание об этом есть подлость. Он предпочитает рассказывать рабочим детские сказки вроде того, что демократия означает "охрану меньшинства". Невероятно, но факт! В лето 1918-ое от рождества христова, на пятом году всемирной империалистской бойни и удушения интернационалистских (т. е. не предавших подло социализма, как Ренодели и Лонге, как Шейдеманы и Каутские, как Гендерсоны и Веббы и т. п.) меньшинств во всех "демократиях" мира, господин ученый Каутский сладеньким, сладеньким голосом воспевает "охрану меньшинства". Кто желает, может прочесть это на стр. 15 брошюры Каутского. А на странице 16 сей ученый... индивид расскажет вам о вигах и тори[17] в XVIII веке в Англии!

 

О, ученость! О, утонченное лакейство перед буржуазией! О, цивилизованная манера ползать на брюхе перед капиталистами и лизать их сапоги! Если бы я был Круппом или Шейдеманом, или Клемансо, или Реноделем, я бы стал платить господину Каутскому миллионы, награждать его поцелуями Иуды, расхваливать его перед рабочими, рекомендовать "единство социализма" со столь "почтенными" людьми, как Каутский. Писать брошюры против диктатуры пролетариата, рассказывать о вигах и тори в XVIII веке в Англии, уверять, что демократия означает "охрану меньшинства", и умалчивать о погромах против интернационалистов в "демократической" республике Америке, - разве это не лакейские услуги буржуазии?

 

Ученый господин Каутский "забыл" - вероятно, случайно забыл... - "мелочь", именно: что охрану меньшинства господствующая партия буржуазной демократии дает только другой буржуазной партии, пролетариату же при всяком серьезном, глубоком, коренном вопросе вместо "охраны меньшинства" достаются военные положения или погромы. Чем больше развита демократия, тем ближе бывает при всяком глубоком политическом расхождении, опасном для буржуазии, к погрому или к гражданской войне. Этот "закон" буржуазной демократии ученый господин Каутский мог бы наблюдать на деле Дрейфуса[18] в республиканской Франции, на линчевании негров и интернационалистов в демократической республике Америке, на примере Ирландии и Ульстера в демократической Англии[19], на травле большевиков и организации погромов против них в апреле 1917 года в демократической республике Российской. Я нарочно беру примеры не только из времени войны, но также из довоенного, мирного времени. Слащавому господину Каутскому угодно закрыть глаза на эти факты XX века и зато рассказать рабочим удивительно новые, замечательно интересные, необыкновенно поучительные, невероятно важные вещи про вигов и тори в XVIII веке.

 

Возьмите буржуазный парламент. Можно ли допустить, что ученый Каутский никогда не слыхал о том, как биржа и банкиры тем больше подчиняют себе буржуазные парламенты, чем сильнее развита демократия? Из этого не следует, что не надо использовать буржуазный парламентаризм (и большевики так успешно использовали его, как едва ли другая партия в мире, ибо в 1912-1914 годах мы завоевали всю рабочую курию в IV Думе). Но из этого следует, что только либерал может забывать историческую ограниченность и условность буржуазного парламентаризма, как забывает об этом Каутский. На каждом шагу в самом демократическом буржуазном государстве встречают угнетенные массы вопиющее противоречие между формальным равенством, которое "демократия" капиталистов провозглашает, и тысячами фактических ограничений и ухищрений, делающих пролетариев наемными рабами. Именно это противоречие раскрывает глаза массам на гнилость, лживость, лицемерие капитализма. Именно это противоречие разоблачают постоянно агитаторы и пропагандисты социализма перед массами, чтобы приготовить их к революции! А когда началась эра революций, тогда Каутский повернулся задом к ней и стал воспевать прелести умирающей буржуазной демократии.

[Гість Дэнa]

Пролетарская демократия, одной из форм которой является Советская власть, дала невиданное в мире развитие и расширение демократии именно для гигантского большинства населения, для эксплуатируемых и трудящихся. Написать целую книжку о демократии, как это сделал Каутский, говорящий на двух страничках о диктатуре и на десятках страниц о "чистой демократии", - и не заметить этого, это значит по-либеральному извратить дело совершенно.

 

Возьмите внешнюю политику. Ни в одной, самой демократической, буржуазной стране она не делается открыто. Везде обман масс, в демократической Франции, Швейцарии, Америке и Англии во сто раз шире и утонченнее, чем в других странах. Советская власть революционно сорвала покров тайны с внешней политики. Каутский этого не заметил, он об этом молчит, хотя в эпоху грабительских войн и тайных договоров о "разделе сфер влияния" (т. е. о разделе мира разбойниками капиталистами) это имеет кардинальное значение, ибо от этого зависит вопрос о мире, вопрос о жизни и смерти десятков миллионов людей.

 

Возьмите устройство государства. Каутский хватается за "мелочи" вплоть до того, что выборы "непрямые" (в Советской конституции), но сути дела не видит. Классовой сущности государственного аппарата, государственной машины, он не замечает. В буржуазной демократии капиталисты тысячами проделок - тем более искусных и верно действующих, чем развитее "чистая" демократия, - отталкивают массы от участия в управлении, от свободы собраний и печати и т.д. Советская власть первая в мире (строго говоря, вторая, ибо то же самое начала делать Парижская Коммуна) привлекает массы, именно эксплуатируемые массы, к управлению. Участие в буржуазном парламенте (который никогда не решает серьезнейших вопросов в буржуазной демократии: их решает биржа, банки) загорожено от трудящихся масс тысячами загородок, и рабочие великолепно знают и чувствуют, видят и осязают, что буржуазный парламент чужое учреждение, орудие угнетения пролетариев буржуазией, учреждение враждебного класса, эксплуататорского меньшинства.

 

Советы - непосредственная организация самих трудящихся и эксплуатируемых масс, облегчающая им возможность самим устраивать государство и управлять им всячески, как только можно. Именно авангард трудящихся и эксплуатируемых, городской пролетариат, получает то преимущество при этом, что он наилучше объединен крупными предприятиями; ему всего легче выбирать и следить за выборными. Автоматически советская организация облегчает объединение всех трудящихся и эксплуатируемых вокруг их авангарда, пролетариата. Старый буржуазный аппарат - чиновничество, привилегии богатства, буржуазного образования, связей и проч. (эти фактические привилегии тем разнообразнее, чем развитее буржуазная демократия), - все это при советской организации отпадает. Свобода печати перестает быть лицемерием, ибо типографии и бумага отбираются у буржуазии. То же самое с лучшими зданиями, дворцами, особняками, помещичьими домами. Советская власть многие и многие тысячи этих лучших зданий отняла сразу у эксплуататоров и таким образом сделала в миллион раз более "демократичным" право собраний для масс, - то право собраний, без которого демократия есть обман. Непрямые выборы в нелокальные, неместные Советы облегчают съезды Советов, делают весь аппарат дешевле, подвижнее, доступнее для рабочих и для крестьян в такой период, когда жизнь кипит и требуется особенно быстро иметь возможность отозвать своего местного депутата или послать его на общий съезд Советов.

 

Пролетарская демократия в миллион раз демократичнее всякой буржуазной демократии; Советская власть в миллион раз демократичнее самой демократической буржуазной республики.

[Гість Дэнa]

Не заметить этого мог только либо сознательный прислужник буржуазии, либо человек совершенно политически мертвый, не видящий живой жизни из-за пыльных буржуазных книг, пропитанный насквозь буржуазно-демократическими предрассудками и тем превращающий себя, объективно, в лакея буржуазии.

 

Не заметить этого мог только человек, который не способен поставить вопроса с точки зрения угнетенных классов:

есть ли хоть одна страна в мире, из числа наиболее демократических буржуазных стран, в которой средний, массовый рабочий, средний, массовый батрак или деревенский полупролетарий вообще (т.е. представитель угнетенной массы, громадного большинства населения) пользовался хоть приблизительно такой свободой устраивать собрания в лучших зданиях, такой свободой иметь для выражения своих идей, для защиты своих интересов крупнейшие типографии и лучшие склады бумаги, такой свободой выдвигать именно людей своего класса на управление государством и на "устраивание" государства, как в Советской России?

 

Смешно и думать, чтобы господин Каутский нашел в любой стране хоть одного из тысячи осведомленных рабочих и батраков, которые усомнились бы в ответе на этот вопрос. Инстинктивно, слыша обрывки признаний правды из буржуазных газет, рабочие всего мира сочувствуют Советской республике именно потому, что видят в ней пролетарскую демократию, демократию для бедных, а не демократию для богатых, каковой является на деле всякая, даже наилучшая, буржуазная демократия.

 

Нами управляют (и наше государство "устрояют") буржуазные чиновники, буржуазные парламентарии, буржуазные судьи. Вот - простая, очевидная, бесспорная истина, которую знают по своему жизненному опыту, которую чувствуют и осязают ежедневно десятки и сотни миллионов людей из угнетенных классов во всех буржуазных странах, в том числе и самых демократических.

 

А в России совсем разбили чиновничий аппарат, не оставили на нем камня на камне, прогнали всех старых судей, разогнали буржуазный парламент - и дали гораздо более доступное представительство именно рабочим и крестьянам, и Советами заменили чиновников, или их Советы поставили над чиновниками, их Советы сделали избирателями судей. Одного этого факта достаточно, чтобы все угнетенные классы признали Советскую власть, то есть данную форму диктатуры пролетариата, в миллион раз демократичнее самой демократической буржуазной республики.

 

Каутский не понимает этой, для всякого рабочего понятной и очевидной, истины, ибо он "забыл", "разучился" ставить вопрос: демократия для какого класса? Он рассуждает с точки зрения "чистой" (т.е. бесклассовой? или внеклассовой?) демократии. Он аргументирует как Шейлок: "фунт мяса", больше ничего. Равенство всех граждан - иначе нет демократии.

 

Приходится ученому Каутскому, "марксисту" и "социалисту" Каутскому поставить вопрос:

может ли быть равенство эксплуатируемого с эксплуататором?

[Гість Дэнa]

Это чудовищно, это невероятно, что приходится ставить такой вопрос при обсуждении книги идейного вождя II Интернационала. Но "взялся за гуж, не говори, что не дюж". Взялся писать о Каутском, - разъясняй ученому человеку, почему не может быть равенства эксплуататора с эксплуатируемым.

[Гість Дэнa]

МОЖЕТ ЛИ БЫТЬ РАВЕНСТВО ЭКСПЛУАТИРУЕМОГО С ЭКСПЛУАТАТОРОМ?

 

Каутский рассуждает следующим образом:

 

(1) "Эксплуататоры составляли всегда лишь небольшое меньшинство населения" (стр. 14 книжки Каутского).

 

Это бесспорная истина. Как следует рассуждать, исходя из этой истины? Можно рассуждать по-марксистски, социалистически; тогда надо взять за основу отношение эксплуатируемых к эксплуататорам. Можно рассуждать по-либеральному, буржуазно - демократически; тогда надо взять за основу отношение большинства к меньшинству.

 

Если рассуждать по-марксистски, то приходится сказать: эксплуататоры неминуемо превращают государство (а речь идет о демократии, то есть об одной из форм государства) в орудие господства своего класса, эксплуататоров, над эксплуатируемыми. Поэтому и демократическое государство, пока есть эксплуататоры, господствующие над большинством эксплуатируемых, неизбежно будет демократией для эксплуататоров. Государство эксплуатируемых должно коренным образом отличаться от такого государства, должно быть демократией для эксплуатируемых и подавлением эксплуататоров, а подавление класса означает неравенство этого класса, изъятие его из "демократии".

 

Если рассуждать по-либеральному, то придется сказать: большинство решает, меньшинство повинуется. Неповинующихся наказывают. Вот и все. Ни о каком классовом характере государства вообще, "чистой демократии" в частности, рассуждать не к чему; к делу это не относится, ибо большинство есть большинство, а меньшинство есть меньшинство. Фунт мяса есть фунт мяса, и баста.

 

Каутский рассуждает именно так:

 

(2) "По каким бы причинам надо было господству пролетариата принимать и необходимо принимать такую форму, которая несовместима с демократией?" (стр. 21). Следует пояснение того, что пролетариат имеет на своей стороне большинство, пояснение весьма обстоятельное и весьма многословное, и с цитатой из Маркса, и с цифрами голосов в Парижской Коммуне. Вывод: "Режим, который так сильно коренится в массах, не имеет ни малейшего повода посягать на демократию. Он не всегда сможет обойтись без насилия, в тех случаях, когда насилие пускается в ход, чтобы подавить демократию. На насилие можно отвечать только насилием. Но режим, который знает, что за ним массы, будет применять насилие лишь для того, чтобы охранять демократию, а не для того, чтобы уничтожать ее. Он совершил бы прямо-таки самоубийство, если бы захотел устранить свою самую надежную основу, всеобщее избирательное право, глубокий источник могучего морального авторитета" (стр. 22).

 

Вы видите: отношение эксплуатируемых к эксплуататорам из аргументации Каутского исчезло. Осталось только большинство вообще, меньшинство вообще, демократия вообще, уже знакомая нам "чистая демократия".

 

Заметьте, что это говорится в связи с Парижской Коммуной! Приведем же для наглядности, как Маркс и Энгельс говорили о диктатуре в связи с Коммуной:

 

Маркс: "...Если рабочие на место диктатуры буржуазии ставят свою революционную диктатуру... чтобы сломать сопротивление буржуазии... рабочие придают государству революционную и преходящую форму..."[20].

 

Энгельс: "...Победившая" (в революции) "партия по необходимости бывает вынуждена удерживать свое господство посредством того страха, который внушает реакционерам ее оружие. Если бы Парижская Коммуна не опиралась на авторитет вооруженного народа против буржуазии, то разве бы она продержалась дольше одного дня? Не вправе ли мы, наоборот, порицать Коммуну за то, что она слишком мало пользовалась этим авторитетом?.."[21].

 

Он же: "Так как государство есть лишь преходящее учреждение, которым приходится пользоваться в борьбе, в революции, чтобы насильственно подавить своих противников, то говорить о свободном народном государстве есть чистая бессмыслица: пока пролетариат еще нуждается в государстве, он нуждается в нем не в интересах свободы, а в интересах подавления своих противников; а когда становится возможным говорить о свободе, тогда государство, как таковое, перестает существовать..."[22].

 

Между Каутским и Марксом с Энгельсом расстояние, как - небо от земли, как между либералом и пролетарским революционером. Чистая демократия и просто "демократия", о которой говорит Каутский, есть лишь пересказ того же самого "свободного народного государства", т. е. чистая бессмыслица. Каутский с ученостью ученейшего кабинетного дурака или с невинностью 10-летней девочки вопрошает: зачем бы это нужна была диктатура, ежели есть большинство? А Маркс и Энгельс разъясняют:

 

- Затем, чтобы сломать сопротивление буржуазии,

 

- затем, чтобы внушать реакционерам страх,

 

- затем, чтобы поддержать авторитет вооруженного народа против буржуазии,

 

- затем, чтобы пролетариат мог насильственно подавить своих противников.

 

Каутский этих разъяснений не понимает. Влюбленный в "чистоту" демократии, не видящий ее буржуазности, он "последовательно" стоит на том, что большинству, раз оно большинство, не нужно "ломать сопротивления" меньшинства, не нужно "насильственно подавлять" его, - достаточно подавлять случаи нарушения демократии. Влюбленный в "чистоту" демократии, Каутский нечаянно совершает ту самую маленькую ошибку, которую всегда делают все буржуазные демократы, именно: он формальное равенство (насквозь лживое и лицемерное при капитализме) принимает за фактическое! Мелочь!

 

Эксплуататор не может быть равен эксплуатируемому.

 

Эта истина, как она ни неприятна Каутскому, составляет существеннейшее содержание социализма.

 

Другая истина: действительного, фактического равенства не может быть, пока совершенно не уничтожена всякая возможность эксплуатации одного класса другим.

 

Эксплуататоров можно разбить сразу, при удачном восстании в центре или возмущении войска. Но, за исключением разве совсем редких и особенных случаев, эксплуататоров нельзя уничтожить сразу. Нельзя сразу экспроприировать всех помещиков и капиталистов сколько-нибудь большой страны. Далее, одна экспроприация, как юридический или политический акт, далеко не решает дела, ибо нужно фактически сместить помещиков и капиталистов, фактически заменить их другим, рабочим, управлением фабриками и имениями. Не может быть равенства между эксплуататорами, которые в течение долгих поколений выделялись и образованием, и условиями богатой жизни, и навыками, - и эксплуатируемыми, масса коих даже в самых передовых и наиболее демократических буржуазных республиках забита, темна, невежественна, запугана, разрозненна. Эксплуататоры на долгое время после переворота сохраняют неизбежно ряд громадных фактических преимуществ: у них остаются деньги (уничтожить деньги сразу нельзя), кое-какое движимое имущество, часто значительное, остаются связи, навыки организации и управления, знание всех "тайн" (обычаев, приемов, средств, возможностей) управления, остается более высокое образование, близость к технически высшему (по-буржуазному живущему и мыслящему) персоналу, остается неизмеримо больший навык в военном деле (это очень важно) и так далее, и так далее.

[Гість Дэнa]

Если эксплуататоры разбиты только в одной стране - а это, конечно, типичный случай, ибо одновременная революция в ряде стран есть редкое исключение - то они остаются все же сильнее эксплуатируемых, ибо международные связи эксплуататоров громадны. Что часть эксплуатируемых из наименее развитых средне - крестьянских, ремесленных и т. п. масс идет и способна идти за эксплуататорами, это показывали до сих пор все революции, Коммуна в том числе (ибо среди версальских войск, о чем "забыл" ученейший Каутский, были и пролетарии).

 

При таком положении вещей предполагать, что при сколько-нибудь глубокой и серьезной революции решает дело просто-напросто отношение большинства к меньшинству, есть величайшее тупоумие, есть самый глупенький предрассудок дюжинного либерала, есть обман масс, сокрытие от них заведомой исторической правды. Эта историческая правда состоит в том, что правилом является при всякой глубокой революции долгое, упорное, отчаянное сопротивление эксплуататоров, сохраняющих в течение ряда лет крупные фактические преимущества над эксплуатируемыми. Никогда - иначе, как в сладенькой фантазии сладенького дурачка Каутского - эксплуататоры не подчинятся решению большинства эксплуатируемых, не испробовав в последней, отчаянной битве, в ряде битв своего преимущества.

 

Переход от капитализма к коммунизму есть целая историческая эпоха. Пока она не закончилась, у эксплуататоров неизбежно остается надежда на реставрацию, а эта надежда превращается в попытки реставрации. И после первого серьезного поражения, свергнутые эксплуататоры, которые не ожидали своего свержения, не верили в него, не допускали мысли о нем, с удесятеренной энергией, с бешеной страстью, с ненавистью, возросшей во сто крат, бросаются в бой за возвращение отнятого "рая", за их семьи, которые жили так сладко и которые теперь "простонародная сволочь" осуждает на разорение и нищету (или на "простой" труд...). А за эксплуататорами-капиталистами тянется широкая масса мелкой буржуазии, про которую десятки лет исторического опыта всех стран свидетельствуют, что она шатается и колеблется, сегодня идет за пролетариатом, завтра пугается трудностей переворота, впадает в панику от первого поражения или полупоражения рабочих, нервничает, мечется, хныкает, перебегает из лагеря в лагерь... как наши меньшевики и эсеры.

 

И при таком положении вещей, в эпоху отчаянной, обостренной войны, когда историей ставятся на очередь дня вопросы о бытии или небытии вековых и тысячелетних привилегий, - толковать о большинстве и меньшинстве, о чистой демократии, о ненадобности диктатуры, о равенстве эксплуататора с эксплуатируемым!! Какая бездна тупоумия, какая пропасть филистерства нужна для этого!

 

Но десятилетия сравнительно "мирного" капитализма, 1871-1914 годов, накопили в прилаживающихся к оппортунизму социалистических партиях авгиевы конюшни филистерства, узколобия, ренегатства...

[Гість Дэнa]

Надо заметить, что вопрос о лишении эксплуататоров избирательного права есть чисто русский вопрос, а не вопрос о диктатуре пролетариата вообще. Если бы Каутский, не лицемеря, озаглавил свою брошюру "Против большевиков", тогда это заглавие соответствовало бы содержанию брошюры и тогда Каутский имел бы право говорить прямо об избирательном праве. Но Каутский захотел выступить прежде всего как "теоретик". Он озаглавил свою брошюру: "Диктатура пролетариата" вообще. Он говорит о Советах и о России специально лишь во второй части брошюры, начиная с 6-го параграфа ее. В первой же части (из которой мною и взята цитата) речь идет о демократии и диктатуре вообще. Заговорив об избирательном праве, Каутский выдал себя, как полемиста против большевиков, ни во грош не ставящего теорию. Ибо теория, т. е. рассуждение об общих (а не национально-особых) классовых основах демократии и диктатуры, должна говорить не о специальном вопросе, вроде избирательного права, а об общем вопросе: может ли быть демократия сохранена и для богатых, и для эксплуататоров в исторический период свержения эксплуататоров и замены их государства государством эксплуатируемых? Так и только так может ставить вопрос теоретик. Мы знаем пример Коммуны, мы знаем все рассуждения основателей марксизма в связи с нею и по поводу нее. На оснований этого материала я разбирал, например, вопрос о демократии и диктатуре в своей брошюре "Государство и революция", написанной до Октябрьского переворота. Об ограничении избирательного права я не говорил ни слова. И теперь надо сказать, что вопрос об ограничении избирательного права есть национально-особый, а не общий вопрос диктатуры. К вопросу об ограничении избирательного права надо подходить, изучая особые условия русской революции, особый путь ее развития. В дальнейшем изложении это и будет сделано. Но было бы ошибкой заранее ручаться, что грядущие пролетарские революции в Европе непременно дадут, все или большинство, ограничение избирательного права для буржуазии. Это может быть так. После войны и после опыта русской революции это, вероятно, будет так, но это необязательно для осуществления диктатуры, это не составляет необходимого признака логического понятия диктатуры, это не входит необходимым условием в историческое и классовое понятие диктатуры.

 

Необходимым признаком, обязательным условием диктатуры является насильственное подавление эксплуататоров как класса и, следовательно, нарушение "чистой демократии", т. е. равенства и свободы, по отношению к этому классу.

 

Так и только так может быть поставлен вопрос теоретически. И Каутский тем, что он не поставил так вопроса, доказал, что выступает против большевиков не как теоретик, а как сикофант оппортунистов и буржуазии.

 

В каких странах, при каких национальных особенностях того или иного капитализма будет применено (исключительно или преимущественно) то или иное ограничение, нарушение демократии для эксплуататоров, это - вопрос о национальных особенностях того или иного капитализма, той или иной революции. Теоретический вопрос стоит иначе, он стоит так: возможна ли диктатура пролетариата без нарушения демократии по отношению к классу эксплуататоров?

 

Каутский именно этот, теоретически единственно важный и существенный, вопрос обошел. Каутский приводил всякие цитаты из Маркса и Энгельса, кроме тех, которые относятся к данному вопросу и которые приведены мной выше.

 

Каутский разговаривал обо всем, что угодно, обо всем, что приемлемо для либералов и буржуазных демократов, что не выходит из их круга идей, - кроме главного, кроме того, что пролетариат не может победить, не сломив сопротивления буржуазии, не подавив насильственно своих противников, и что там, где есть "насильственное подавление", где нет "свободы", конечно, нет демократии. Этого Каутский не понял.

[Гість Дэнa]

Перейдем к опыту русской революции и к тому расхождению между Совдепами и Учредительным собранием, которое (расхождение) привело к роспуску учредилки и к лишению буржуазии избирательного права.

 

СОВЕТЫ НЕ СМЕЮТ ПРЕВРАЩАТЬСЯ В ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ОРГАНИЗАЦИИ.

 

Советы, это - русская форма пролетарской диктатуры. Если бы теоретик-марксист, пишущий работу о диктатуре пролетариата, действительно изучал это явление (а не повторял мелкобуржуазные ламентации против диктатуры, как делает Каутский, перепевая меньшевистские мелодии), то такой теоретик дал бы общее определение диктатуры, а затем рассмотрел бы ее особую, национальную, форму, Советы, дал бы критику их, как одной из форм диктатуры пролетариата.

 

Понятно, что от Каутского, после его либеральной "обработки" учения Маркса о диктатуре, ждать чего-либо серьезного нельзя. Но в высшей степени характерно посмотреть, как же он подошел к вопросу о том, что такое Советы, и как он справился с этим вопросом.

 

Советы, пишет он, вспоминая их возникновение в 1905 году, создали такую "форму пролетарской организации, которая была наиболее всеобъемлющей (umfassendste) из всех, ибо она обнимала всех наемных рабочих" (стр. 31). В 1905 году они были только местными корпорациями, в 1917 году стали всероссийским объединением.

 

"Уже теперь, - продолжает Каутский, - советская организация имеет за собой великую и славную историю. А предстоит ей еще более могучая и притом не только в одной России. Везде оказывается, что против гигантских сил, которыми распоряжается в экономическом и политическом отношениях финансовый капитал, недостаточны" (versagen; это немецкое выражение немножко сильнее, чем "недостаточны", и немножко слабее, чем "бессильны") "прежние методы экономической и политической борьбы пролетариата. От них нельзя отказаться, они остаются необходимыми для нормальных времен, но от времени до времени перед ними встают такие задачи, выполнить которые они не в силах, такие задачи, когда успех обещает только соединение всех политических и экономических орудий силы рабочего класса" (32).

 

Следует рассуждение о массовой стачке и о том, что "бюрократия профессиональных союзов", столь же необходимая, как профессиональные союзы, "не годится, чтобы руководить такими могучими массовыми битвами, которые все более становятся знамением времени..."

 

"...Таким образом, - заключает Каутский, - советская организация есть одно из важнейших явлений нашего времени. Она обещает приобрести решающее значение в великих решительных битвах между капиталом и трудом, к которым мы идем навстречу.

 

Но вправе ли мы требовать от Советов еще большего? Большевики, которые после ноябрьской (по новому стилю, т. е., по-нашему, октябрьской) революции 1917 года приобрели вместе с левыми социалистами-революционерами большинство в русских Советах рабочих депутатов, перешли после разгона Учредительного собрания к тому, чтобы из Совета, который был до тех пор боевой организацией одного класса, сделать государственную организацию. Они уничтожили демократию, которую русский народ завоевал в мартовской (по новому стилю, по-нашему, в февральской) революции. Соответственно этому, большевики перестали называть себя социал-демократами. Они называют себя коммунистами" (стр. 33, курсив Каутского).

 

Кто знает русскую меньшевистскую литературу, тот сразу видит, как рабски переписывает Каутский Мартова, Аксельрода, Штейна и К°. Именно "рабски", ибо Каутский до смешного искажает факты в угоду меньшевистским предрассудкам. Каутский не позаботился, например, справиться у своих информаторов, вроде берлинского Штейна или стокгольмского Аксельрода, когда подняты были вопросы о переименовании большевиков в коммунисты и о значении Советов как государственных организаций. Если бы Каутский навел эту простую справку, он не написал бы строк, вызывающих смех, ибо оба эти вопроса подняты были большевиками в апреле 1917 года, например, в моих "тезисах" 4 апреля 1917 года[23], т. е. задолго до Октябрьской революции 1917 года (не говоря уж о разгоне учредилки 5 января 1918 года).

 

Но выписанное мною полностью рассуждение Каутского есть гвоздь всего вопроса о Советах. Гвоздь именно в том, должны ли Советы стремиться к тому, чтобы стать государственными организациями (большевики в апреле 1917 года выдвинули лозунг: "вся власть Советам" и на конференции партии большевиков в том же апреле 1917 года большевики заявили, что не удовлетворяются буржуазной парламентарной республикой, а требуют рабоче-крестьянской республики типа Коммуны или типа Советов); - или Советы не должны стремиться к этому, не должны брать власти в руки, не должны становиться государственными организациями, а должны оставаться "боевыми организациями" одного "класса" (как выражался Мартов, благовидно прикрашивая своим невинным пожеланием тот факт, что Советы были под меньшевистским руководством орудием подчинения рабочих буржуазии).

 

Каутский повторил рабски слова Мартова, взяв обрывки из теоретического спора большевиков с меньшевиками и перенеся эти обрывки, без критики и без смысла, на общетеоретическую, общеевропейскую почву. Вышла такая каша, которая у каждого сознательного русского рабочего, если бы он ознакомился с приведенным рассуждением Каутского, вызвала бы гомерический смех.

 

Таким же смехом будут встречать Каутского все европейские рабочие (кроме горстки закоренелых социал-империалистов), когда мы им объясним, в чем тут дело.

 

Каутский оказал Мартову медвежью услугу, доведя до абсурда, с необыкновенной наглядностью, ошибку Мартова. В самом деле, посмотрите, что вышло у Каутского.

[Гість Дэнa]

Советы обнимают всех наемных рабочих. Против финансового капитала прежние методы экономической и политической борьбы пролетариата недостаточны. Советам предстоит великая роль не только в России. Они сыграют решающую роль в великих решающих битвах между капиталом и трудом в Европе. Так говорит Каутский.

 

Прекрасно. "Решающие битвы между капиталом и трудом", не решают ли они вопроса о том, какой из этих классов завладеет государственной властью?

 

Ничего подобного. Боже упаси.

 

В "решающих" битвах Советы, охватывающие всех наемных рабочих, не должны становиться государственной организацией!

 

А что такое государство?

 

Государство есть не что иное, как машина для подавления одного класса другим.

 

Итак, угнетенный класс, авангард всех трудящихся и эксплуатируемых в современном обществе, должен стремиться к "решающим битвам между капиталом и трудом", но не должен трогать той машины, посредством которой капиталом подавляется труд! - Не должен ломать этой машины! - Не должен своей всеобъемлющей организации использовать для подавления эксплуататоров!

 

Великолепно, превосходно, господин Каутский! "Мы" признаем классовую борьбу, - как ее признают все либералы, т. е. без низвержения буржуазии...

 

Вот где полный разрыв Каутского и с марксизмом и с социализмом становится явным. Это - переход, фактически, на сторону буржуазии, которая готова допустить все, что угодно, кроме превращения организаций угнетенного ею класса в государственные организации. Здесь уже Каутскому никак не спасти своей, все примиряющей, от всех глубоких противоречий отделывающейся фразами, позиции.

 

Либо Каутский отказывается от всякого перехода государственной власти в руки рабочего класса, либо он допускает, чтобы рабочий класс брал в руки старую, буржуазную, государственную машину, но никоим образом не допускает, чтобы он сломал, разбил ее, заменив новою, пролетарскою. Так или этак "толковать" и "разъяснять" рассуждение Каутского, в обоих случаях разрыв с марксизмом и переход на сторону буржуазии очевиден.

 

Еще в "Коммунистическом Манифесте", говоря о том, какое государство нужно победившему рабочему классу, Маркс писал: "государство, т.е. организованный как господствующий класс пролетариат"[24]. Теперь является человек с претензией, что он продолжает быть марксистом, и заявляет, что организованный поголовно и ведущий "решающую борьбу" с капиталом пролетариат не должен делать своей классовой организации государственною. "Суеверная вера в государство", про которую Энгельс в 1891 году писал, что она "перешла в Германии в общее сознание буржуазии и даже многих рабочих"[25], - вот что обнаружил здесь Каутский. Боритесь, рабочие, - "соглашается" наш филистер (на это "согласен" и буржуа, раз рабочие все равно борются и приходится думать лишь о том, как сломать острие их меча), - боритесь, но не смейте побеждать! Не разрушайте государственной машины буржуазии, не ставьте на место буржуазной "государственной организации" пролетарскую "государственную организацию"!

 

Кто всерьез разделял марксистский взгляд, что государство есть не что иное, как машина для подавления одного класса другим, кто сколько-нибудь вдумался в эту истину, тот никогда не мог бы договориться до такой бессмыслицы, что пролетарские организации, способные победить финансовый капитал, не должны превращаться в государственные организации. Именно в этом пункте и сказался мелкий буржуа, для которого государство "все же таки" есть нечто внеклассовое или надклассовое. Почему бы, в самом деле, позволено было пролетариату, "одному классу", вести решающую войну с капиталом, который господствует не только над пролетариатом, но над всем народом, над всей мелкой буржуазией, над всем крестьянством, - но не позволено было пролетариату, "одному классу", превращать свою организацию в государственную? Потому, что мелкий буржуа боится классовой борьбы и не доводит ее до конца, до самого главного.

 

Каутский запутался совершенно и выдал себя с головой. Заметьте: он признал сам, что Европа идет навстречу к решающим битвам между капиталом и трудом и что прежние методы экономической и политической борьбы пролетариата недостаточны. А эти методы как раз и состояли в использовании буржуазной демократии. Следовательно?..

 

Каутский побоялся додумать, что из этого следует.

 

...Следовательно, только реакционер, враг рабочего класса, прислужник буржуазии, может размалевывать теперь прелести буржуазной демократии и болтать о чистой демократии, поворачиваясь лицом к отжившему прошлому. Буржуазная демократия была прогрессивна по отношению к средневековью, и использовать ее надо было. Но теперь она недостаточна для рабочего класса. Теперь надо смотреть не назад, а вперед, к замене буржуазной демократии пролетарскою. И если подготовительная работа к пролетарской революции, обучение и формирование пролетарской армии были возможны (и необходимы) в рамках буржуазно-демократического государства, то, раз дошло дело до "решающих битв", ограничивать пролетариат этими рамками - значит быть изменником пролетарского дела, значит быть ренегатом.

 

Каутский попал в особенно смешной просак, ибо повторил довод Мартова, не заметив, что у Мартова этот довод опирается на другой довод, которого у Каутского нет! Мартов говорит (а Каутский за ним повторяет), что Россия еще не дозрела до социализма, из чего естественно вытекает: рано еще превращать Советы из органов борьбы в государственные организации (читай: своевременно обращать Советы, при помощи меньшевистских вождей, в органы подчинения рабочих империалистской буржуазии). Каутский же не может сказать прямо, что Европа не дозрела до социализма. Каутский писал в 1909 году, когда он еще не был ренегатом, что преждевременной революции теперь бояться нельзя, что изменником был бы тот, кто из боязни поражения отказался бы от революции. Отречься прямо от этого Каутский не решается. И выходит такая бессмыслица, которая всю глупость и трусость мелкого буржуа разоблачает до конца: с одной стороны, Европа зрела для социализма и идет к решающим битвам труда с капиталом, - а с другой стороны, боевую организацию (т. е. складывающуюся, растущую, крепнущую в борьбе), организацию пролетариата, авангарда и организатора, вождя угнетенных, нельзя превращать в государственную организацию!

 

* * *

[Гість Дэнa]

В практически-политическом отношении идея, что Советы необходимы, как боевая организация, но не должны превращаться в государственные организации, еще бесконечно более нелепа, чем в теоретическом. Даже в мирное время, когда нет налицо революционной ситуации, массовая борьба рабочих с капиталистами, например, массовая стачка, вызывает страшное озлобление с обеих сторон, чрезвычайную страстность борьбы, постоянные ссылки буржуазии на то, что она остается и хочет оставаться "хозяином в доме" и т. п. А во время революции, когда политическая жизнь кипит, такая организация, как Советы, охватывающая всех рабочих всех отраслей промышленности, затем всех солдат и все трудящееся и беднейшее сельское население, - такая организация сама собою, ходом борьбы, простой "логикой" натиска и отпора неизбежно приходит к постановке вопроса ребром. Попытка занять серединную позицию, "примирить" пролетариат и буржуазию, является тупоумием и терпит жалкий крах: так было в России с проповедью Мартова и других меньшевиков, так же неизбежно будет и в Германии и в других странах, если Советы разовьются сколько-нибудь широко, успеют объединиться и укрепиться. Сказать Советам: боритесь, но не берите сами в руки всей государственной власти, не становитесь государственными организациями - значит проповедовать сотрудничество классов и "социальный мир" пролетариата с буржуазией. Смешно и думать о том, чтобы такая позиция в ожесточенной борьбе могла привести к чему-либо, кроме позорного краха. Сиденье между двух стульев - вечная судьба Каутского. Он делает вид, что ни в чем не согласен с оппортунистами в теории, а на самом деле он во всем существенном (то есть во всем, что относится к революции) согласен с ними на практике.

[Гість Дэнa]

Вопрос об Учредительном собрании и его разгоне большевиками - гвоздь всей брошюры Каутского. К этому вопросу он возвращается постоянно. Кивками на то, как большевики "уничтожили демократию" (см. выше в одной цитате из Каутского), переполнено все произведение идейного вождя II Интернационала. Вопрос, действительно, интересный и важный, ибо соотношение буржуазной и пролетарской демократии здесь предстало перед революцией практически. Посмотрим же, как рассматривает этот вопрос наш "теоретик-марксист".

 

Он цитирует "тезисы об Учредительном собрании", которые были написаны мной и опубликованы в "Правде" 26.XII.19l7[См. Сочинения, 5 изд., том 35, стр. 162-166. Ред.]. Казалось бы, лучшего доказательства серьезного подступа к делу со стороны Каутского, с документами в руках, и ожидать нельзя. Но взгляните, как цитирует Каутский. Он не говорит, что этих тезисов было 19, он не говорит, что в них был поставлен вопрос как о соотношении обычной буржуазной республики с Учредительным собранием и республики Советов, так и об истории расхождения в нашей революции Учредительного собрания с диктатурой пролетариата. Каутский обходит все это и просто заявляет читателю, что "особенно важны из них (из этих тезисов) два": один - что эсеры раскололись после выборов в Учредительное собрание, но до его созыва (Каутский молчит о том, что это - тезис пятый), другой - что республика Советов вообще более высокая демократическая форма, чем Учредительное собрание (Каутский молчит о том, что это - тезис третий).

 

И вот, только из этого третьего тезиса Каутский цитирует полностью частицу его, именно, следующее положение:

 

"Республика Советов является не только формой более высокого типа демократических учреждений (по сравнению с обычной, буржуазной республикой при Учредительном собрании, как венце ее), но и единственной формой, способной обеспечить наиболее безболезненный(Между прочим. Это выражение "наиболее безболезненный" переход Каутский цитирует многократно, покушаясь, очевидно, на иронию. Но так как покушение это с негодными средствами, то Каутский через несколько страниц совершает передержку и цитирует фальшиво: "безболезненный" переход! Конечно, такими средствами подсунуть противнику бессмыслицу не трудно. Передержка помогает также обойти довод по существу: наиболее безболезненный переход к социализму возможен лишь при поголовной организации бедноты (Советы) и при содействии центра государственной власти (пролетариата) такой организации.) переход к социализму" (Каутский опускает слово "обычной" и вступительные слова тезиса: "для перехода от буржуазного строя к социалистическому, для диктатуры пролетариата").

 

Процитировав эти слова, Каутский с великолепной иронией восклицает:

 

"Жаль только, что к этому выводу пришли лишь после того, как оказались в меньшинстве в Учредительном собрании. Раньше никто не требовал его более бурно, чем Ленин".

 

Так сказано буквально на стр. 31-ой книги Каутского! Ведь это же перл! Только сикофант буржуазии мог представить дело так лживо, чтобы читатель получил впечатление, будто все разговоры большевиков о более высоком типе государства суть выдумка, появившаяся на свет после того, как большевики оказались в меньшинстве в Учредительном собрании!! Столь гнусную ложь мог сказать только негодяй, продавшийся буржуазии, или, что совершенно одно и то же, доверившийся П. Аксельроду и скрывающий своих информаторов.

 

Ибо всем известно, что я в первый же день своего приезда в Россию, 4. IV. 1917, прочел публично тезисы, в которых заявил о превосходстве государства типа Коммуны над буржуазной парламентарной республикой. Я заявлял это потом неоднократно в печати, например, в брошюре о политических партиях, которая была переведена на английский и появилась в Америке в январе 1918 года в нью-йоркской газете "Evening Post"[26]. Мало того. Конференция партии большевиков в конце апреля 1917 года приняла резолюцию о том, что пролетарско-крестьянская республика выше буржуазной парламентарной республики, что наша партия последнею не удовлетворится, что программа партии должна быть соответственно изменена[27].

 

Как назвать после этого выходку Каутского, уверяющего немецких читателей, будто я бурно требовал созыва Учредительного собрания и лишь после того, как большевики остались в нем в меньшинстве, стал "умалять" честь и достоинство Учредительного собрания? Чем можно извинить такую выходку?(Кстати сказать: подобной меньшевистской лжи очень много в брошюре Каутского! Это - памфлет озлобленного меньшевика.) Тем, что Каутский не знал фактов? Но тогда зачем было ему браться писать о них? или почему бы не заявить честно, что я, Каутский, пишу на основании сведений от меньшевиков Штейна и П. Аксельрода с К°? Каутский желает претензией на объективность прикрыть свою роль прислужника обиженных на свое поражение меньшевиков.

 

Однако это только цветочки. Ягодки впереди будут.

 

Допустим, что Каутский не пожелал или не мог (??) получить от своих информаторов перевода большевистских резолюций и заявлений по вопросу о том, удовлетворяются ли они буржуазной парламентарной демократической республикой. Допустим даже это, хотя это и невероятно. Но ведь тезисы-то мои от 26. XII. 1917 Каутский прямо упоминает на стр. 30-ой своей книги.

 

Эти-то тезисы знает Каутский полностью, или из них он знает только то, что ему перевели Штейны, Аксельроды и К°? Каутский цитирует третий тезис по коренному вопросу о том, сознавали ли большевики до выборов в Учредительное собрание и говорили ли они народу, что республика Советов выше буржуазной республики. Но Каутский умалчивает о 2-ом тезисе.

 

А второй тезис гласит:

 

"Выставляя требование созыва Учредительного собрания, революционная социал-демократия с самого начала революции 1917 года неоднократно подчеркивала, что республика Советов является более высокой формой демократизма, чем обычная, буржуазная республика с Учредительным собранием" (курсив мой).

 

Чтобы представить большевиков беспринципными людьми, "революционными оппортунистами" (это выражение, не помню, в какой связи, употребляет где-то в своей книге Каутский), господин Каутский скрыл от немецких читателей, что в тезисах есть прямая ссылка на "неоднократные" заявления!

 

Таковы те мелкие, мизерные и презренные приемы, которыми оперирует господин Каутский. От теоретического вопроса он таким образом увернулся.

[Гість Дэнa]

Верно это или нет, что буржуазно-демократическая парламентарная республика стоит ниже, чем республика типа Коммуны или типа Советов? В этом гвоздь, а Каутский это обошел. Все то, что дал Маркс в анализе Парижской Коммуны, Каутский "забыл". Он "забыл" и письмо Энгельса к Бебелю от 28.III.1875, в котором особенно наглядно и вразумительно выражена та же мысль Маркса: "Коммуна не была уже государством в собственном смысле слова"[28].

 

Вот вам самый выдающийся теоретик II Интернационала, который в специальной брошюре о "Диктатуре пролетариата", специально рассуждая о России, где прямо и неоднократно поставлен вопрос о форме государства, более высокого, чем демократически-буржуазная республика, замалчивает этот вопрос. Чем же это отличается на деле от перехода на сторону буржуазии?

 

(Заметим в скобках, что и здесь Каутский плетется в хвосте русских меньшевиков. У них людей, знающих "все цитаты" из Маркса и Энгельса, сколько угодно, но ни один меньшевик с апреля 1917 г. до октября 1917 г. и с октября 1917 г. до октября 1918 г. ни разу не попробовал разобрать вопроса о государстве типа Коммуны. Плеханов тоже обошел этот вопрос. Пришлось, верно, помолчать.)

 

Само собою разумеется, что разговаривать о разгоне Учредительного собрания[29] с людьми, которые называют себя социалистами и марксистами, но на деле переходят к буржуазии по главному вопросу, по вопросу о государстве типа Коммуны, значило бы метать бисер перед свиньями. Достаточно будет напечатать в приложении к настоящей брошюре мои тезисы об Учредительном собрании полностью. Из них читатель увидит, что вопрос был поставлен 26. XII. 1917 г. и теоретически, и исторически, и практически-политически.

 

Если Каутский, как теоретик, совершенно отрекся от марксизма, то он мог бы, как историк, рассмотреть вопрос о борьбе Советов с Учредительным собранием. Мы знаем из многих работ Каутского, что он умел быть марксистским историком, что такие работы его останутся прочным достоянием пролетариата, несмотря на позднейшее ренегатство. Но по данному вопросу Каутский и как историк отворачивается от истины, игнорирует общеизвестные факты, поступает как сикофант. Ему хочется представить большевиков беспринципными, и он рассказывает, как пробовали большевики смягчить конфликт с Учредительным собранием, прежде чем разогнать его. Решительно ничего дурного тут нет, отрекаться нам не от чего; тезисы я печатаю полностью, и в них сказано яснее ясного: господа колеблющиеся мелкие буржуа, засевшие в Учредительном собрании, либо миритесь с пролетарской диктатурой, либо мы вас "революционным путем" победим (тезисы 18 и 19).

 

Так всегда поступал и так всегда будет поступать действительно революционный пролетариат по отношению к колеблющейся мелкой буржуазии.

 

Каутский стоит в вопросе об Учредительном собрании на формальной точке зрения. В тезисах у меня сказано ясно и многократно, что интересы революции стоят выше формальных прав Учредительного собрания (см. тезисы 16 и 17). Формально-демократическая точка зрения и есть точка зрения буржуазного демократа, который не признает, что интерес пролетариата и пролетарской классовой борьбы стоит выше. Каутский, как историк, не мог бы не признать, что буржуазные парламенты являются органами того или иного класса. Но теперь Каутскому понадобилось (для грязного дела отречения от революции) забыть марксизм, и Каутский не ставит вопроса, органом какого класса было Учредительное собрание в России. Каутский не разбирает конкретной обстановки, ему не хочется посмотреть на факты, он ни слова не говорит немецким читателям о том, что в тезисах дано не только теоретическое освещение вопроса об ограниченности буржуазной демократии (тезисы №№ 1-3), не только конкретные условия, определившие несоответствие партийных списков половины октября 1917 года с действительностью в декабре 1917 года (тезисы №№ 4-6), но и история классовой борьбы и гражданской войны в октябре - декабре 1917 года (тезисы №№ 7-15). Из этой конкретной истории мы сделали вывод (тезис № 14), что лозунг "вся власть Учредительному собранию" стал на деле лозунгом кадетов и калединцев и их пособников.

 

Историк Каутский этого не замечает. Историк Каутский никогда не слыхал о том, что всеобщее избирательное право дает иногда мелкобуржуазные, иногда реакционные и контрреволюционные парламенты. Историк-марксист Каутский не слыхал о том, что одно дело - форма выборов, форма демократии, другое дело - классовое содержание данного учреждения. Этот вопрос о классовом содержании Учредительного собрания прямо поставлен и разрешен в моих тезисах. Возможно, что мое разрешение неверно. Ничто не было бы для нас так желательно, как марксистская критика нашего анализа со стороны. Вместо того, чтобы писать совсем глупые фразы (их много у Каутского) насчет того, будто кто-то мешает критике большевизма, Каутскому следовало бы приступить к такой критике. Но в том-то и дело, что критики у него нет. Он даже и не ставит вопроса о классовом анализе Советов, с одной стороны, и Учредительного собрания, с другой. И поэтому нет возможности спорить, дискутировать с Каутским, а остается только показать читателю, почему нельзя Каутского назвать иначе, как ренегатом.

[Гість Дэнa]

Расхождение Советов с Учредительным собранием имеет свою историю, которую не мог бы обойти даже историк, не стоящий на точке зрения классовой борьбы. Каутский и этой фактической истории не пожелал коснуться. Каутский скрыл от немецких читателей тот общеизвестный факт (который теперь скрывают лишь злостные меньшевики), что Советы и при господстве меньшевиков, т. е. с конца февраля до октября 1917 года, расходились с "общегосударственными" (т. е. буржуазными) учреждениями. Каутский стоит, в сущности, на точке зрения примирения, согласования, сотрудничества пролетариата и буржуазии; как бы Каутский ни отрекался от этого, но такая его точка зрения есть факт, подтверждаемый всей брошюрой Каутского. Не надо было разгонять Учредительного собрания, это и значит: не надо было доводить до конца борьбу с буржуазией, не надо было свергать ее, надо было примириться пролетариату с буржуазией.

 

Почему же Каутский умолчал о том, что меньшевики занимались этим мало почтенным делом с февраля по октябрь 1917 года и ничего не достигли? Если было возможно помирить буржуазию с пролетариатом, почему же при меньшевиках примирение не удалось, буржуазия держалась в стороне от Советов, Советы назывались (меньшевиками) "революционной демократией", а буржуазия - "цензовыми элементами"?

 

Каутский скрыл от немецких читателей, что именно меньшевики в "эпоху" (II-Х 1917 г.) своего господства называли Советы революционной демократией, тем самым признавая их превосходство над всеми прочими учреждениями. Только благодаря сокрытию этого факта у историка Каутского вышло так, что расхождение Советов с буржуазией не имеет своей истории, что оно явилось сразу, внезапно, беспричинно, в силу дурного поведения большевиков. А на деле как раз более чем полугодовой (для революции это - громадный срок) опыт меньшевистского соглашательства, попыток примирения пролетариата с буржуазией и убедил народ в бесплодности этих попыток и оттолкнул пролетариат от меньшевиков.

 

Советы - прекрасная, имеющая великое будущее, боевая организация пролетариата, признается Каутский. Раз так, вся позиция Каутского разваливается, как карточный домик или как мечтание мелкого буржуа о том, чтобы обойтись без острой борьбы пролетариата с буржуазией. Ибо вся революция есть сплошная и притом отчаянная борьба, а пролетариат есть передовой класс всех угнетенных, фокус и центр всех стремлений всех и всяких угнетенных к своему освобождению. Советы - орган борьбы угнетенных масс - естественно, отражали и выражали настроения и перемену взглядов этих масс неизмеримо быстрее, полнее, вернее, чем какие бы то ни было другие учреждения (в этом, между прочим, один из источников того, почему советская демократия есть высший тип демократии).

 

Советы успели с 28 февраля (старого стиля) по 25 октября 1917 года созвать два всероссийских съезда гигантского большинства населения России, всех рабочих и солдат, семи или восьми десятых крестьянства, не считая массы местных, уездных, городских, губернских и областных съездов. За это время буржуазия не успела созвать ни одного учреждения, представляющего большинство (кроме явно поддельного, издевательского, озлобившего пролетариат, "Демократического совещания"[30]). Учредительное собрание отразило то же настроение масс, ту же политическую группировку, что первый (июньский) Всероссийский съезд Советов[31]. Ко времени созыва Учредительного собрания (январь 1918 года) состоялся второй съезд Советов (октябрь 1917 года)[32] и третий (январь 1918 года)[33], причем оба они показали яснее ясного, что массы полевели, революционизировались, отвернулись от меньшевиков и эсеров, перешли на сторону большевиков, то есть отвернулись от мелкобуржуазного руководства, от иллюзий соглашения с буржуазией и перешли на сторону пролетарской революционной борьбы за свержение буржуазии. Следовательно, одна уже внешняя история Советов показывает неизбежность разгона Учредительного собрания и реакционность его. Но Каутский твердо стоит на своем "лозунге": пусть гибнет революция, пусть буржуазия торжествует над пролетариатом, лишь бы процветала "чистая демократия"! Fiat justitia, pereat mundus! Пусть свершится правосудие, хотя бы погиб мир! .

[Леон Леонард]

Но Каутский твердо стоит на своем "лозунге": пусть гибнет революция, пусть буржуазия торжествует над пролетариатом, лишь бы процветала "чистая демократия"! Fiat justitia, pereat mundus! Пусть свершится правосудие, хотя бы погиб мир! .

Пусть свершится правосудие, хотя бы погиб мир, хотя бы обрушилось небо! Нет, нам это не подходит. Из революции и эволюции мы выбираем второе. С Каутским нам не по пути.

[Леон Леонард]

По Марксу, государство есть орган классового господства, орган угнетения одного класса другим, есть создание "порядка", который узаконяет и упрочивает это угнетение, умеряя столкновение классов.

По мнению мелкобуржуазных политиков, порядок есть именно примирение классов, а не угнетение одного класса другим; умерять столкновение - значит примирять, а не отнимать у угнетенных классов определенные средства и способы борьбы за свержение угнетателей.

Современная Украина, как государство, полностью соответствует этому определения Маркса. Ее как бы, демократические законы на деле, в практической жизни именно отнимают "у угнетенных классов определенные средства и способы борьбы за свержение угнетателей".

Сегодня же речь идет не о революционном способе силового отбора власти и капитала, а о возможности эволюционного изменения системы власти, где капитал должен работать на свой народ и на государство через ограничения власти капитала реформистским путем. Если этого не достигнуть, то история повториться, как и предсказывал К.Маркс и как это произошло, т.е. пролетариат, могильщик капиталистического уклада жизни путем многочисленных собственных жертв похоронит существующую государственную систему не только на Украине.

[Надежда Сервикваса]

Современная Украина, как государство, полностью соответствует этому определения Маркса. Ее как бы, демократические законы на деле, в практической жизни именно отнимают "у угнетенных классов определенные средства и способы борьбы за свержение угнетателей".

Сегодня же речь идет не о революционном способе силового отбора власти и капитала, а о возможности эволюционного изменения системы власти, где капитал должен работать на свой народ и на государство через ограничения власти капитала реформистским путем. Если этого не достигнуть, то история повториться, как и предсказывал К.Маркс и как это произошло, т.е. пролетариат, могильщик капиталистического уклада жизни путем многочисленных собственных жертв похоронит существующую государственную систему не только на Украине.

Хорошую политинформацию преподнесла Ориана под личиной клона старушки Дэны. Было бы неплохо, чтобы хоть десятую долю запомнила из этих марксистских цитат. А то ночь напролёт потратила на поиски да выкладывание стольких постов.

 

P.S. Леон, я как-то говорила, что из Ори может выйти толк. Так и получилось. Толк вышел.

Осталась одна бестолочь!

[GiRaFo.chka]

Хорошую политинформацию преподнесла Ориана под личиной клона старушки Дэны. Было бы неплохо, чтобы хоть десятую долю запомнила из этих марксистских цитат. А то ночь напролёт потратила на поиски да выкладывание стольких постов.

 

P.S. Леон, я как-то говорила, что из Ори может выйти толк. Так и получилось. Толк вышел.

Осталась одна бестолочь!

 

 

трындишь до хера, Надюша. Гляди, чтоб то, что осталось, я у тебя на лысине не растёрла. Андэстэнд, милая?????????????

[Churchill]

трындишь до хера, Надюша. Гляди, чтоб то, что осталось, я у тебя на лысине не растёрла. Андэстэнд, милая?????????????

растереть ты можешь только то. что ты насрала себе в шаровары.

[Дэна]

трындишь до хера, Надюша. Гляди, чтоб то, что осталось, я у тебя на лысине не растёрла. Андэстэнд, милая?????????????

Обиделась, что и твоих заслуг в клоне Дэна не признали?? :lol:

[Надежда Сервикваса]

трындишь до хера, Надюша. Гляди, чтоб то, что осталось, я у тебя на лысине не растёрла.

Жирафочка, ну сами же видите Ориану не на шутку "ПОНЕСЛО". Раньше такого, вроде-бы не было. Вы уже давно с ней то почти дружите, то почти расходитесь. Не объясните почему? Пропадает ведь.

[Леон Леонард]

Хорошую политинформацию преподнесла Ориана под личиной клона старушки Дэны. Было бы неплохо, чтобы хоть десятую долю запомнила из этих марксистских цитат. А то ночь напролёт потратила на поиски да выкладывание стольких постов.

 

P.S. Леон, я как-то говорила, что из Ори может выйти толк. Так и получилось. Толк вышел.

Осталась одна бестолочь!

Это личное. А по существу?

[Надежда Сервикваса]

Это личное. А по существу?

Я о том, что такие выкладки К.Маркса Ориана могла сделать и под своим ником. Зачем было клон Дэны?

[Ева_vl]

Я о том, что такие выкладки К.Маркса Ориана могла сделать и под своим ником. Зачем было клон Дэны?

Дэна сама создает свои клоны. Она трахнутая на всю голову. Видно что росла в семье алкашей. Таких тупых теток нужно уничтожать физически..

[Дэна]

Дэна сама создает свои клоны. Она трахнутая на всю голову. Видно что росла в семье алкашей. Таких тупых теток нужно уничтожать физически..

Не унижай себя демонстрацией собственной наглости и подлости. До твоего кумира Адольфа все равно не дотянешь)).

[Надежда Сервикваса]

.... сама создает свои клоны. Она трахнутая на всю голову.... Таких тупых теток нужно уничтожать физически..

Для большей убедительности, я бы между выделенными словами вставила "АВТОРКА"